Там отсутствовали даже Каэры Крыльев.

Но люди там жили.

И явно не были ни ангелами, ни альтруистами.

Как сказал Матвей, на Дикие земли опасались заезжать даже особо отмороженные банды байкеров, – то есть те, кто не должен был бояться ничего просто по определению.

Конечно, нельзя сказать, что шахтеры не пытались отправлять туда послов и просто разведчиков.

Для того чтобы жить, шахтам надо было торговать.

Или грабить.

…Вот только возвращались с Диких земель немногие.

А те, кто возвращались, наотрез отказывались идти туда снова. И вовсе не потому, что шахтерские лазутчики были людьми слабыми или чересчур боязливыми.

Нет.

Просто, по их словам, там было не с кем договариваться.

В Диких землях царил полнейший беспредел.

Каждый воевал с каждым.

Грабили, убивали, насиловали, но не с какой-либо определенной целью, а просто потому, что это был образ жизни.

Все, что осталось от прежнего, относительно цивилизованного мира, старательно разрушалось.

Дома, дороги…

Процветали какие-то странные религиозные культы, требующие обязательных человеческих жертвоприношений.

Пленные, приведенные из Диких земель, перегрызали горло надсмотрщикам.

Если не удавалось – перегрызали вены себе.

Или изыскивали еще какой-либо, как правило, довольно экзотический способ последнего успокоения.

Через этот ад нам следовало пройти не менее ста пятидесяти километров.

Потом – форсировать Дон и убедить разрозненные, но достаточно сильные для того, чтобы поддерживать видимость порядка, казачьи общины, что мы не собираемся устраивать резню.

И упросить их проводить нас до Тихорецка, провозглашенного не так давно столицей Вольной казачьей республики.

Н-да-а, папаша…

Ты у меня за это ответишь…

…Сразу за мостом через Северный Донец нас приветствовала длинная, примерно с километр, виселица, на которой не в такт раскачивались разной степени свежести покойники.

У внушительного бетонного блокпоста неторопливо покуривал трубку бородатый жизнерадостный шахтер в темных очках-консервах.

Мы с Никитой спрыгнули с Чарлиного грузовичка и не спеша направились в его сторону.

Разглядев Никиту, караульный аккуратно положил дымящуюся трубку на бетонный надолб и вытянулся по стойке смирно.

Начальство все-таки.

– Ну, как тут у вас?

Караульный пожал плечами:

– Курить можно?

Я б ему, разумеется, всыпал, но Никита только улыбнулся:

– Кури. Что уж с тобой поделаешь…

– Значит так, – шахтер запыхтел трубкой, и в воздухе разлился резкий аромат самосада.

Хреново у них с табачком, однако.

Я еще в шахте заметил.

– Два дня назад они хотели на плотах перебраться. Хуторяне заметили, доложили. Ну, мы их слишком поздно догнали, Еремеев выселок они спалить успели. Хорошо еще, что сам Еремей с семейством в поле были, картошку копали. Девка там только была с маленькими. Ну, их, понятное дело… Там мы этих и повязали. Драться только двое умели, остальные – рвань обычная. Вон, видишь, начальник, – свеженькие висят. Я пятерку наших отправил, чтобы Еремею отстроиться помогли. Зима скоро. Ну, а детишки… – шахтер махнул рукой. – Еще нарожают. А вы к Князю, говорят, собрались?

Я дернулся.

Ни фига у них здесь…

Режим секретности.

Небось, все бандиты в Диких землях уже ножики точат, нас ожидаючи…

Никита глянул на меня, успокоительно положил руку на плечо.

– Это Сергей. Командир блокпоста. Из Матвеевских десантников. Если б он не знал – мы бы тут все легли.

– Эт-точно, – Сергей не торопясь выбил трубку о каблук сапога. – Глянь-ка туда.

И махнул рукой.

Я повернулся в ту сторону, куда он показывал.

С вершины небольшого холма скалились еще двое шахтеров. Из лощинки, урча, выкатился легкий танк.

– Я тебе, капитан, разумеется, не все показываю. Но на вас, поверь, хватило бы…

Ну, это вряд ли.

Отряд есть отряд.

Да и не двигались бы мы без дозоров по чужой-то территории.

Но возражать я не стал.

Пусть себе тешится.

Возразил неожиданно Веточка – в наушнике:

– Командир, сделай громкую, – просит слезно. – Ну, пожалуйста…

– Иветта, не пижонь.

– Ну, командир, им же самим лучше будет…

– Ну ладно, – я повернул рычажок на громкую связь.

В наушнике щелкнуло, и просительный тон сменился на нагло-презрительный:

– Слышь, ты, дитя подземелья…

Дернулись оба.

И командир блокпоста, и член стачкома.

Может, Веточка что-то не то сказал?

Или у них это ругательство?

– Тех придурков, что в лощинке с танком сидели, я легко доставал «Стингером». Ну, не я – Витек, разведчик мой, ты ему, бородатый, в подметки не годишься. А тем дурням, что по кустам сидят, мы бы могли голыми руками шейки посворачивать. Теперь о тех, кто на холме. ДШК – машина хорошая. Согласен. И позиция классная. Только скажи этим барбосам, чтобы, раз уж в полнопрофильном сидят, не поленились – морды надо в оптику тыкать, а не поверх бруствера пялиться. Там кроме тех, что стоят, еще один есть, так я его бородавку сейчас как раз в прицел СВД разглядываю…

Бородатый командир просто обалдел.

Уставился на дужку наушника так, как будто из нее сейчас должна вылететь птичка.

– Эт-то кто?

Ответить я не успел.

Из наушника раздалось радостное кудахтанье.

Н-да…

У Веточки смех и так не особо приятный, а уж в наушнике…

– Конь в пальто. Я тебя тут наблюдаю еще с тех пор, как ты у Еремея своего самосад за бревна выторговывал. Побегалов моя фамилия. Может, слышал?

Судя по реакции шахтерского командира – может, и слышал.

Сто шестая дралась на Кавказе, а там о Веточкиных «девочках» легенды ходили.

Но повел себя Сергей более чем достойно.

Шутливо вскинул руки:

– Сдаюсь. Уел. Забыл, с кем дело имею. Где переплыли-то?

Наушник опять закудахтал.

Отключить его, что ли?

Пижон.

– Да рядышком. Считай под мостом. – Голос Веточки стал неожиданно серьезным: – Ты бы, десантура, еще один блокпост оборудовал. На том берегу. Если всерьез полезут…