Штурмовики поняли, что они потеряли поддержку и теперь следует надеяться только на свои силы. Броффы рванулись на меня через пробитую дыру. И в тот же момент дрогнула противоположная стена. Я много раз ощущал этот удар, когда находился на десантном корабле. Сейчас Игнатьева подвела судно к внешней стене отсека, включила магнитные захваты и теперь вырезала специальными лазерами брешь в обшивке. По уставу через эту брешь должны проникать десантники, но сейчас нам нужно было, наоборот, эвакуироваться со станции.

А штурмовики все лезли и лезли. «Драгун» в моих руках раскалился до предела, на мониторе замигал датчик перегрева оружия. Но прекратить стрелять я не мог. Перещелкнув левой рукой два тумблера, я выставил в левом верхнем углу монитора картинку с задней камеры скафандра. Лазеры вырезали небольшую дыру размерами 2 на 2 метра. Сейчас они прошли только треть нужного расстояния.

Лента в пулемете кончалась. На экране появились цифры, от тысячи стремительно приближающиеся к нулю. Перехватив пулемет левой, поврежденной рукой, правой я вытащил пулемет «Медведь». Как только станины оружия коснулись земли, оно автоматически начало переходить из походного в боевое положение. Но мне некогда было наблюдать за ним. Казалось, что штурмовики решили взять нас, не считаясь ни с какими потерями. На броне скафандра зашипели лучи ручных лучеметов. Защитное поле отключилось. Реактор уже не мог справиться с дикой нагрузкой, когда в меня стреляли из нескольких десятков лазерных винтовок, лучеметов, подствольных и обычных ракетниц. Каждый из этих выстрелов был сам по себе безвреден для скафандра, но все вместе они просто вытягивали энергию из реактора.

Монитор замигал. Загорелась очередная надпись: «Реактор перегрет. Переход на аварийные аккумуляторы». Все. Теперь у меня та же ситуация, что и у Паршкова. Еще минут пять, и скафандр накроется. А пулемет уже накрылся. Когда загорелось: «Остаток патронов: 0000», я резко отпустил оружие, отстегнул крепление, и «Драгун» грохнулся на пол. Я шагнул вправо и встал за «Медведя», который уже развернулся в боевое положение. Этот пулемет не предназначался для длительной безостановочной стрельбы, но другого выхода у меня не было.

Вдавив гашетку, я стал заливать огнем все пространство между полом и потолком перед собой. Штурмовики, встретив еще более мощный шквал пуль, не остановились. Они наступали. Между мной и основной группой броффов уже лежала стена из тел штурмовиков, прошитых крупнокалиберными пулями.

– Игнатьева, ну что так долго! – крикнул я, взглянув на изображение с задней камеры. Резак прошел три четверти расстояния.

– Не беспокойтесь, сейчас все будет готово, – послышался спокойный голос девушки.

Почти одновременно с окончанием фразы позади меня громыхнул взрыв, и куски подрезанной стены влетели внутрь отсека. В образовавшемся проеме был четко виден силуэт автономного боевого робота класса «Преданный», выполненного в виде громадной овчарки. На спине милой собачки была закреплена ракетная установка, с помощью которой робот, управляемый Игнатьевой, и разнес стену.

Огромными прыжками «Преданный» понесся ко мне. А я продолжал стрелять. Все смешалось. Дым раскаленного ствола, темно-синие куски тел штурмовиков, броня, пробитая насквозь.

– Командир, вытаскивайте Паршкова, я вас прикрою! – выкрикнула Игнатьева, когда робот оказался рядом со мной и стал расстреливать броффов из двух лазеров, укрепленных на его скалах.

– Нет, лучше ты его вытаскивай, а я прикрою. У меня скафандр на аварийке.

– Поняла, – робот понесся к Паршкову. – Вы на сколько поставили взрыв?

Только сейчас я вспомнил, что все время, пока шел бой, счетчик в бомбах отсчитывал роковое время.

– Думаю, осталось не более тридцати секунд! – сказал я…

…и тут же поплатился за то, что отвлекся. Один из броффов изловчился и выпустил в мой пулемет ракету из подствольной ракетницы. Меня отбросило на полметра, но мне удалось удержаться на ногах. Однако пулемет был выведен из строя. Монитор показывал, что робот уже ухватил Паршкова за транспортировочный крюк скафандра и, пятясь, тащил к пролому в стене. Я снял с пояса свое последнее оружие – лазерные пистолеты «ЛПМ» – и, не заботясь о батареях, стал расстреливать броффов.

Два маломощных лазерных пистолета не могли сдерживать закованных в броню штурмовиков. И броффы повалили на нас с удвоенной силой. Не прячась, они бежали к нам, стремясь не дать покинуть отсек.

Но они опоздали. Мы заскочили в люк. Робот оттащил Паршкова в глубь отсека и встал рядом со мной, расстреливая штурмовиков. Створки люка начали закрываться. Броффы на полной скорости рванулись к нам, но две посланные роботом ракеты отбросили их первые ряды, а затем люк закрылся.

– Командир, вы целы?

– Жив, во всяком случае.

– Отлично. Мне нужна ваша помощь в рубке.

– Понял, сейчас буду.

– Подождите! Паршков же ранен.

Освободившись от скафандра, я побежал к тому месту, куда робот оттащил генерала. Оказавшись рядом с Паршковым, я поднял предохранительную крышку на его левом плече и рванул скобы аварийного открытия скафандра. «Богатырь» дал трещину ровно посередине и разошелся в стороны. Внутри весь скафандр был залит кровью. Но генерал дышал. Я вытащил его и поднял на руки. Он тихо застонал.

– Потерпи, потерпи. Скоро не будет больно.

– Кажется… на этот раз я… попался, – тихо проговорил Паршков.

– Успокойся. И помолчи.

Я нес Паршкова к санчасти, которая, к счастью, находилась совсем радом. Двери передо мной раскрылись, и впереди показался операционный стол.

– Активировать программу остановки кровотечения и восстановления костей при сложных переломах, – приказал я медкомпьютеру.

– Принято. Программы активированы.

Несмотря на всю их тяжесть, в ранениях Паршкова не было ничего угрожающего, поэтому компьютер мог провести операцию и без моего участия.

– Командир, ну где вы?

– Бегу!

Вдруг корабль содрогнулся от взрыва.

– В нас попали? – спросил я на ходу.

– Нет, это рванули заряды, которые вы ставили. Скорее бегите ко мне, а то пропустите весь фейерверк.

Через пять секунд я уже был в рубке. Первое, что бросилось мне в глаза, была станция, по которой уже катилась огненная волна цепных взрывов. Но мне было некогда любоваться плодами своего труда. На радаре зловеще краснели восемь точек.

– Один фрегат, три корвета и еще четыре корабля незнакомой конструкции, – пояснила Игнатьева, перехватив мой взгляд, – Вероятно, это корабли раннахов, о которых говорил брофф.

– Сможем уйти в прыжок? – спросил я, садясь в кресло второго пилота.

– Черт его знает. Этот корабль предназначен для доставки десанта, а не для спешного отступления.

Десантные корабли строились с относительно большим запасом прочности, а также с высокой маневренностью и досветовой скоростью. Но для космического боя они не годились.