09:18:06. 10.08.3282 года. Броффианская орбитальная база на орбите неизвестной планеты

Одной из главных причин, объясняющих, почему телепортация слабо развита в Федерации, является то, что она вызывает значительные болевые ощущения. При стандартной процедуре телепортации человек спокойно лежит на койке в расслабленном состоянии. Кроме того, ему впрыскивается серьезная доза обезболивающего. Чем сильнее напряжены мышцы и чем дальше расстояние телепортации, тем сильнее боль. То, что испытали мы, больше никому не советую пережить.

Боль накатила волной. Болело не что-то одно, казалось, что все тело превратилось в сплошную рану. Когда мы упали на пол телепортационной комнаты в орбитальной базе броффов, то были абсолютно беспомощны. Первые несколько секунд я лежал, открыв глаза и пытаясь унять боль. Но ничего не выходило. За свою карьеру я получил более тысячи ранений. Пулевых, осколочных, ножевых, штыковых, лазерных – короче, в меня попадали из всех видов оружия, имеющегося в арсенале известных нам рас, включая нас самих. Но такой боли не было никогда. Мне один раз «посчастливилось» пережить касательное попадание броффианского холодного лазера. Он чуть затронул мне бок. Было ощущение, что бок горит и разрывается на части. Но с тем ранением я смог вести бой. А сейчас не мог даже пошевелиться.

Пролежав еще несколько секунд, нечеловеческим усилием воли я заставил себя встать. Боль усилилась, и я вновь едва не упал. Но падать было нельзя. От этого зависела моя жизнь и жизни моих подчиненных. Если мне, «бессмертному», натренированному, терпеть прикосновение пятисотградусного пламени к коже было трудно, то каково же пришлось Игнатьевой и Паршкову?

Я достал из кармана скафандра аптечку и вытащил ампулы с обезболивающим. На нетвердых ногах подойдя к Игнатьевой, я вколол ей в руку одну ампулу прямо через скафандр. Он тут же затянул повреждение. Вторую ампулу я использовал для Паршкова и только потом вколол обезболивающее себе.

Подняв тяжелый деструктор, я удивился тому, что не выронил его в суматохе. Перехватив оружие, я сел, облокотившись на противоположную от выхода стену. Деструктор был нацелен на дверной проем. Здесь телепортационная комната, судя по всему, находилась не в конце коридора. Через выход была видна стена. Если кто-то сунулся бы в комнату, я сразу угостил бы его зарядом из деструктора.

Когда боль немного утихла, я первым делом сменил батарею в деструкторе на полностью заряженную. Затем позволил себе еще две ампулы обезболивающего и вколол по столько же Игнатьевой и Паршкову. Я понимал, что каждая секунда промедления давала броффам возможность подтянуть сюда дополнительные силы.

Зашевелилась Игнатьева. Я подошел к ней. Прибор ночного видения заслонял глаза, но я сразу отметил, что дыхание ровное. Значит, боль ушла.

– Командир, – прошептала девушка. – Вы не говорили, что это будет так больно.

– Я совсем забыл, – признался я. – Как ты себя чувствуешь? Боли нет?

– Сейчас нет. – Девушка поднялась на ноги.

– Отлично. Паршков, ты нас слышишь?

Генерал не шевелился. Мне показалось, что он погиб. Но, перевернув его на спину, я увидел, что он дышит. А вот прибор ночного видения был сильно поврежден. Это плохо. «ПНВ» находился под шлемом, и снять его снаружи было непросто. Паршкова могло ударить током из аккумуляторов, не говоря уж о том, что разбитые стекла могли порезать ему лицо. Но выбирать не приходилось.

Я приподнял голову генерала и нащупал герметизационную планку на задней части пленочного шлема, закрывающего голову. Потянув планку вверх, я раскрыл шлем и, быстро сняв поврежденный «ПНВ», загерметизировал вновь. Лицо Паршкова было в крови. Я быстро определил ее источник. У генерала была разбита бровь. Значит, он просто ударился головой обо что-то. Я вколол ему антишоковое, и вскоре он пришел в сознание.

– Как темно, – было первым, что сказал Паршков.

– Да, темно. Твой «ПНВ» разбит. Ты крепко ударился обо что-то и потерял сознание.

– Точно. Когда вы перед самым прыжком притянули меня к себе, я ударился о приклад своего автомата. Не везет так не везет.

– Это еще как посмотреть, – улыбнулся я. – Ты был без сознания во время прыжка. И поэтому не испытал боли.

– Но что сейчас-то делать? – Генерал поднялся. – Я без «ПНВ», как слепой котенок. Броффа в метре от себя не замечу. Может, бросите меня?

– Чего? – Игнатьева даже привстала от неожиданности. – Или вместе вырвемся, или вместе тут погибнем.

– Да, – подтвердил я. – Ты пока, кстати, протри лицо, у тебя бровь разбита.

– Понял. – Паршков ослабил натяжение страховочных застежек на запястьях и вынул руки из рукавов. Достав из внутреннего кармана скафандра несколько влажных салфеток, предназначенных для подобных случаев, он стер кровь. – Но что мы будем делать?

– Действуем так. Я иду первым и деструктором расчищаю нам дорогу. Игнатьева поведет тебя. Тут все-таки свет не совсем отсутствует, так что сможешь немного ориентироваться и, конечно, стрелять по тем местам, откуда вылетели лучи. Ясно?

– Неясно только одно, командир, – Игнатьева взяла автомат на изготовку. – Почему они до сих пор не принялись за нас?

– Меня это тоже интересует. – Я осторожно выглянул в коридор.

С одной стороны он заканчивался глухой стеной. А с другой – стоял заслон из броффианских штурмовиков. Помимо двух штурмовых отрядов, что само по себе не радовало, там еще находились два тяжелых лучемета. Как только я выглянул, они открыли по мне огонь.

– Плохо дело, – сказал я Игнатьевой и Паршкову. – Два отряда с двумя лучеметами. До них метров пятнадцать, то есть деструктор отпадает. На два отряда у нас гранат не хватит.

– Командир, смотрите-ка, что у меня есть. – Паршков протянул мне броффианскую ручную ракетницу и полный патронташ к ней – пять ракет.

– Где взял? – спросил я, принимая оружие. Четким Движением открыв казенник, я вытащил из патронташа зажигательную ракету и зарядил оружие.

– Да пока бежал по коридору к вам, на ходу сорвал с одного убитого броффа.

Видимо, среди трех броффов, убитых мною из деструктора, был ракетчик.

– Ну, что ж, тогда нет проблем, – сказал я, вновь приближаясь к выходу.

Деструктор я передал Паршкову, который охнул, взяв его в руки. Ракетная установка броффов имела очень точную систему наведения, но мне она не понадобится, так как цель находилась всего в пятнадцати метрах. Выставив установку, я нажал на спуск. Легкий толчок, шипение летящей ракеты и негромкий взрыв. А затем – крики броффов. Они явно не ждали, что мы применим зажигательное оружие. Засунув ракетную установку и патронташ за пояс скафандра и предварительно зарядив оружие бронебойной ракетой, я взял у Паршкова деструктор.

Мы выбежали в коридор. На том месте, где находился заслон, теперь был только слой брони, оружия и тел штурмовиков, сплавленных вместе. Зажигательная смесь, применяемая в броффианских ракетах, горела всего несколько секунд, но создавала жар в три тысячи градусов. Игнатьева поморщилась, увидев, во что превратились штурмовики.