бесчисленные доносы и прилюдно пороть тех, то хотел оклеветать соседа или хозяина желающего получить в награду его дом.

А потом валом покалили жалобы и вопросы. Особенно после того, как Ирда издала указ, по которому секс не является видом обязательной работы, и даже оплачиваемый должен быть добровольным, иначе насильника ждала кастрация. Немедленно стали спрашивать, сколько именно кому и за какую работу следует платить. Проститутки из борделей стали шантажировать своих клиентов. Рабы стали требовать, чтобы ещё больше работ перестали быть для них обязательными.

От этого Ирде становилось всё хуже и противней. Став правительницей, она всё чаще вспоминала послание себе из прошлого. Она переставала видеть за лицами людей их жизни и судьбы, как было в то время, когда она ходила по корчмам со спутниками среди них. Она видела лишь вечно ноющую и недовольную толпу, которая всё никак не хотела мирно и спокойно жить, просто соблюдая простые законы. Всё чаще царицу посещали мысли, о том, что они жалки и ничтожны. Что им вечно нужна указка на то как именно им жить.

В короткое время свод законов со всеми уточнениями стал в восемь раз толще. Ирде казалось, что они просто не достойны свободной жизни, и только и ждут, когда кто-то придёт и, решив все их проблемы, объяснит, как пройти путь от колыбели до могилы. И даже на этом пути будет пытаться на каждом шаге обмануть, чтобы сделать свою жизнь краше, а жизнь соседа гаже. Ей становилось в тягость видеть людей и слушать их. Она всё чаще скрывалась в своей опочивальне, скидывая решение всего вороха мелких проблем и жалоб на ареопаг. Она мечтала быть справедливой и мудрой правительницей, но её народ просто не хотел жить в мире и порядке, всё пытаясь найти способ нажиться за счёт другого. Она даже перестала различать рабов и граждан, подчинённых и приезжих, они все стали сливаться для неё в единую массу.

Ирда начинала чувствовать, как теряет себя, и как сбивается с пути, не меняя мир, а лишь становясь его частью. Именно об этом она предупреждала себя в предсмертном письме из кургана. Она загнала себя в ловушку. И вот уже знакомое ей чувство приближающейся опасности стало домлеть над девушкой. Приближалась очередная беда.

Глава 30.

Ирда начинала чувствовать, как на неё смотрят её спутники. Их глаза выражали смесь жалости и разочарования. Однажды она случайно подслушала разговор Бора и Ветты. Варвар уговаривал свою спутницу оставить город и отправиться в странствия, уж больно тоскливо и мерзко было ему. Его манили странствия и подвиги, а не леность среди раболепных людей. Ветта отказала ему. Пока отказала. Но Ирда чувствовала, как та была уже на грани, и если вопрос встанет ребром, то между Ирдой и Бором, она выберет возлюбленного. Царица не могла её винить. Но сердце сжималось, под натиском предстоящего одиночества и тоски. Ведь теперь у неё даже не оставалось времени на тренировки с подругой.

С бамлаком она также стала всё реже разговаривать. Он был занят поддержанием порядка в полисе и на границе государства, а она написанием законов и указов. Однажды он обмолвился, что начинает снова ощущать себя обычным монстром. Он указывает, как людям жить, и они от страха перед чудищем подчиняются. Он не задал важного вопроса, но девушка сама произнесла его: «Неужели мы начали бороться с древними, только для того, чтобы самим стать ими?». И ведь и вправду не было разницы. Только форма поклонения была другая. Но разве она виновата, что люди сами не хотят просто жить!

Единственным её постоянным собеседником был чёрный нож. Каждый вечер она проводила в беседах с ним. Он рассказывал ей те жизни, которые она не помнила. Точнее не жизни, а их окончания, и плату которую получали жрецы за её сердце. Она ему рассказывала всё остальное. Те жизни, которые она видела во снах, и те о которых написала прошлая царица-колдунья. Он перевёл ей последние записи, раскрыв тайны магического языка, и девушка начала учиться магии без подсказок кинжала.

Ирду, стало преследовать чувство, что скоро нож останется последним, кто будет беседовать с ней на равных. Она стала писать заклинания в свитках. Кинжал не знал всей магии, он знал только её истоки. А дальше царице приходилось, самой заново выводить и открывать новые чары. Она много практиковалась, сплетая всё более и более сложные узоры магии. Однажды она с горькой ухмылкой подумала, что если бы занималась мечом с Веттой также прилежно, как волшебством с ножом, то была бы уже недурственной фехтовальщицей.

И в один день в то время, когда она пыталась удержать молнию на кончиках своих пальцев, к ней в дверь сильно постучали. Только великан мог наносить столь сильные удары. От неожиданности и радости девушка потеряла концентрацию и дуга, строптиво изогнувшись, соскочила в потолок, оставив причудливый силуэт копоти. Но для Ирды, это было неважно. В радостном ожидании она выпалила:

- Заходи! – и едва дверь в её покои скрипнула, как царица бросилась с объятьями на великана.

- Ты нужна в суде. – Мрачно пробормотал великан, одной фразой разрушив всю радость Ирды. Он уже давно не заходил к ней просто так, а не по делу.

- Пусть разбирается суд… - девушка мгновенно охладела и отступила от вождя.

- Неа… - печально качнул головой великан. – В этот раз это твой шанс.

Эти слова холодом прокатились по царице от сердца, до самых пят. Она, подхватив чёрный нож и свои бумаги с заклинаниями, которые даже случайно никому не следовало видеть, последовала за бамлаком. В голове крутились тревожные вопросы. Почему шанс? Она может, что то окончательно испортить или наоборот исправить одну из своих ошибок? Случилось что-то ужасное? Почему он ничего не сказал ей подробней?

Подходя к тронному залу, она услышала людской гомон и неистовые вопли. Завернув за угол, ей предстало зрелище, к которому она не была готова. На полу перед троном валялся культист. Он был рыжей рясе с капюшон сползшим на спину из-за его конвульсий. Над ним возвышалась разгневанная Ветта. Её меч был за поясом, но в руках извивался кнут, которым она со всей злости била по жрецу, когда тот, пытался что-то сказать. Несмотря на боль после удара, он откричавшись снова пытался начать