— Власть должна быть — пусть и такая, как мы, — слова Пахана повторяют мою мысль. – Парней много – горячих, с кипящей кровью, непристроенных. Работы для них мало такой, которая по душе, и творят всякое. Ну, ты это тоже знаешь не хуже моего. Таким вожак нужен. И не только таким – эти переделы власти в ваших «периферийных княжествах» столько жизней унес! И таким князькам, как ты, нужен главный – тот, кого будете бояться. Вот я и стал таким человеком.

Хмыкаю, и снова киваю. Вполне обоснованно. Есть официальная власть: президент, губернаторы, мэры, депутаты; а есть мы: Пахан, смотрящие, старшие и «быки».

Иерархия.

— Когда я успел вас так задеть, что вы сначала упрятали меня за решетку, а затем начали использовать уже на воле? – решаю я задать главные вопросы. – Почему посадили? И почему вытащили? И… что вам от меня нужно?

Пахан достает пачку Мальборо – измятую в кармане брюк – и протягивает мне.

— Будешь? Нет? Хорошо, — он закуривает, и у меня сводит горло от запаха. Курить тянет со страшной силой, но я пока держусь. – Повторяю, Родину я люблю. Государство – не очень, а Родину – да. Резню и беспредел пресекаю, и в деле лишь потому, что знаю – это не остановить. Всегда было, и будет. А дела свои я не против нашей страны оборачиваю – деньги я за границей гребу. Живу скромно, как видишь. Жертвую почти всю прибыль, пытаясь от совести откупиться… да-да, от совести, Андрей! С возрастом поймешь! Никого у меня нет, жил-жил, казалось, все успею. Взбирался на высокую гору, но вид оказался так себе – на мусорную свалку.

И к чему он мне это рассказывает? Вроде, не старик еще, но жалобы его – старческие.

— Это все очень печально, но вы не ответили.

— Молодые всегда спешат, — Пахан делает последнюю затяжку, и бросает дымящийся окурок в пепельницу. – Я старею, а значит – слабею. Скоро начну допускать ошибки, и меня сместят. Любому королю нужен наследный принц.

Наследный принц… твою мать! Это и смешно, и нет.

— И этот принц – я? – приподнимаю бровь, сомневаясь, что сидящий передо мной человек в своем уме.

— Да. Звучит высокопарно, но суть ты уяснил. Мое место займут в любом случае, но вот кто именно? – хмурится Бартов, и грохает по столу кулаком. – Я не хочу повторения той кровавой бани, которая закончилась десять лет назад. В столице закончилась, а в регионах только на спад идет. Ты же – идеальный вариант!

Дать бы ему в рожу!

Наследный, мать его, принц!

— Зачем же вы, Ваше Величество, посадили престолонаследника за решетку? – сквозь зубы выдавливаю я, вцепившись пальцами в стол.

— Проверить решил – скурвишься ты или нет, — просто отвечает Пахан. – Я эту систему знаю изнутри благодаря службе, а вот ты… теперь знаешь! Хорошо держался, никого из нужных и правильных людей не сдал. Руководил издали… молодец, хвалю! Посидел пару лет, и можно на волю – даже карьеры не жалко ради этого. Меня ведь понизили… да, ты знаешь. А потом я стал натаскивать тебя, учить, присматривать – каков ты в «больших» делах, и сможешь ли ты занять мое место.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — Мне ваше место не нужно, — бросаю я. – Давиду предложите – он спит и видит как бы меня «сделать»!

— Давид, хоть и мой крестник, идиот, — фыркает Пахан. – А ты мне подходишь. Сможешь руководить, только тебе бы тоже поумнеть, но с возрастом это придет. А жена твоя проследит, чтобы власть в голову не ударила. Неограниченная власть, Андрей! Что скажешь?

Марина

— Кондуктор не спешит, кондуктор понимает, — напеваю я, выходя с душа, — что с девушкою я прощаюсь навсегда…

— Светлячок, чего это тебя на шансон потянуло? – веселится Андрей, и я фыркаю в ответ.

— С кем поведешься, милый, — морщу я нос.

Мне жизненно-важно чувствовать, что это обычный вечер. Что все так, как обычно: я и Андрей. И завтра будет так, и послезавтра. Через десять лет. Через пятьдесят…

— Марина. Все ведь хорошо?

— Все хорошо, — чуть нервно отвечаю я.

Неужели Андрей что-то заметил? Почувствовал?

— Чем займемся? – провокационно спрашивает муж, оглядывая меня – закутанную в синее полотенце.

Вместо ответа я развязываю узел на груди, и мокрое полотенце падает к моим ногам. На эту ночь, хоть это и эгоистично, у меня большие планы. И у Андрея, кажется, тоже. Он не позволяет мне самой подойти к нему – вскакивает с кресла, подхватывает меня на руки, и опускает на кровать.

— Ты такая красивая, — шепчет он, непривычно-нежно проводя кончиками пальцев по моей шее, груди. – Самая красивая на свете!

— Ты никогда не делал мне комплиментов, — улыбаюсь я, притягивая Андрея за шею. – Жаль.

— Не делал? Глупости какие… я каждый день… — фразы его прерываются короткими, жадными поцелуями, — ты самая красивая, девочка моя!

Жаркое, свежее дыхание опаляет. Обжигает. Поцелуи клеймят, сильные руки заставляют выгибаться им навстречу – Андрей умеет приказывать моему телу, повелевать им. Как же это возбуждающе – чувствовать себя полностью открытой, беззащитной перед ним. Осознавать его силу, прижиматься всем телом к ему – большому, горячему, возбужденному. Знать, что он неутомим, и хочет меня всегда…

— Я тебя люблю, — выдыхаю я, пока Андрей ласкает мою грудь. Прикусывает сосок, обводит его языком, посылая потоки лавы вниз моего живота. – Люблю тебя, люблю…

Прижимаю его темноволосую голову к своему разгоряченному телу, еще шире раздвигаю бедра – непроизвольно, просто, чтобы почувствовать его полнее. Андрей редко торопится, подготавливая меня для себя.

— Ты редко говоришь мне о своих чувствах, родная, — шепчет он, глядя в мои дымные от желания глаза.

Скользит рукой по моему подрагивающему животу, проводит ладонью по лобку, на миг сжимает его, и я шумно выдыхаю – вот… сейчас…

— Люблю тебя! – слова вырываются из меня вместе со стонами. Андрей дышит шумно, трет пальцами клитор, заставляя меня кусать губы от разливающейся по телу эйфории.

— Скажи это еще раз! – требует он, выбивая из моего тела искры своими быстрыми движениями.

— Люблю… только тебя… люблю…