Если вы не умеете смешить читателя, это, конечно, нездорово, но и некритично. У Кафки тоже не очень получалось. Однако писатель, не владеющий техникой устрашения, мало на что годен.

Честно признаюсь, что сам я по этой части тоже не мастер. Однажды попытался написать хоррор и остался недоволен результатом. Значит, буду пробовать еще. Поучимся вместе.

Начнем с того, чего делать ни в коем случае не следует.

Самые страшные в реальной жизни события – потеря любимого человека, геноцид и холокост – в качестве темы для хоррора не годятся. Оставим это для надрывной серьезной прозы. Беллетристы пугают понарошку: сильно, но не депрессивно. Чтоб читатель вскрикивал: «Ой страшно! Хочу еще!».

Вот несколько правил и приемов, которые будут вам полезны.

Сточки зрения писательской техники, самое главное – не предлагать детально прописанные страшные картинки, а включать механизм читательского воображения.

Не выполняйте всю работу за аудиторию – просто подтолкните ее в нужном направлении. Покажите не всю чуду-юду, а кончик ее хвоста. Так будет страшней.

Зомбируйте бедного читателя деликатно. Не выскакивайте из-за угла с криком «БУ!», а подбирайтесь на мягких лапах – вкрадчиво, задушевно. «В черном-черном городе, на черной-черной улице…».

Используйте слова с тревожной или зловещей окраской. Хороши также маленькие, нервирующие происшествия. Герой проснулся оттого, что в стекло с разлета врезалась птица. Или вдруг захохотала старуха, и в черном рту один-единственный желтый зуб. Завыла собака, как по покойнику. В общем, создавайте атмосферу, в которой читатель ждет жути и внутренне сжимается. Самое страшное на свете – сам страх. Не ужас, а ожидание ужаса.

Мой единственный хоррор, повесть «Декоратор», был написан после того, как мне приснился кошмар, в котором не было ничего драматического.

Звонок в дверь. Я открываю. На лестничной клетке не горит свет. И тихий-претихий, даже ласковый голос (лица в сумраке не разглядеть) говорит: «Я пришел, чтобы вас обрадовать». Вот и всё. Я проснулся с бешено бьющимся сердцем и стал придумывать сюжет повести.

Двигаемся дальше.

Больше всего нас пугает непонятное, необъяснимое. Маленький ребенок с холодным, немигающим, недетским взглядом в книге выглядит много страшней, чем свирепый бандит с ножом.

Очень страшно, когда нечто на первый взгляд совершенно неопасное, а напротив чрезвычайно милое, вдруг оказывается чем-то кошмарным. Вы гладите пушистого котенка, а он – бац! – превратился в паука. И ка-ак вопьется ядовитыми зубами вам в руку. (У пауков есть зубы? Неважно).

И еще один фокус, верней фигура высшего пилотажа. Довести градус ужаса до такой степени, что включается защитная реакция – нервный смех. Как в фильме про Индиану Джонса, когда подают в кастрюле супчик, а он оказывается из человеческих глаз.

Поведаю вам одну историю. Мне ее много лет назад рассказал приятель, у которого отец работал в институте судебной психиатрии.

Страшный мир – не то, чем он кажется[100]

Поймали маньяка, убивавшего людей каким-то особенно зверским образом. Проводят психиатрическое обследование. Врач, отец моего знакомого, поражается: абсолютно нормальный, даже приятный мужчина, ни в какие профайлинги (или как это в советские времена называлось) не вписывается. Наконец, отработав методичку, эксперт спрашивает попросту, по-человечески: «Послушайте, я не понимаю. Ну как могли вы, кандидат искусствоведения, председатель профкома, интеллигент в четвертом поколении, совершать такие ужасные вещи? Гражданку Н., например, вы сначала загрызли до смерти, потом долго насиловали мертвое тело, потом накрутили его на мясорубке, наделали котлет и позвали гостей? [Не помню в точности, что этот урод делал со своими жертвами, но что-то абсолютно дикое]. Как, как это возможно?!». «Эх, доктор, – мечтательно ответил объект исследования. – А вы сами попробуйте. За уши не оттащишь!». Чем не Ганнибал Лектер?

Из двух основных поджанров хоррора («мистика» и «маньяки») мы без колебаний берем второй. Нам предстоит пугать взрослых людей, а они чудовищ во плоти боятся больше, чем привидений.

Я думаю, вы уже догадались, с каким фактическим материалом нам предстоит работать.

Про Джека Потрошителя, самого распиаренного маньяка мировой истории, я подробно рассказывать не буду. Обстоятельства этой мрачной эпопеи вам, вероятно, известны.

В кратком изложении канва событий такова.

Осенью 1888 года в лондонском районе Уайтчепел были умерщвлены пять проституток. «Операционный метод» серийного убийцы во всех случаях был одинаков: жертве сначала перерезали горло, а потом неистово кромсали тело, вынимая внутренности и раскладывая их определенным способом. Избавлю вас от анатомических подробностей. Обойдусь милосердно неумелой полицейской зарисовкой с места одного из убийств.

F. G. Brown (police surgeon, doctor). The body of Jack the Ripper’s fourth canonical victim, as discovered in Mitre Square, September 30. 1888. Drawn in situ in Mitre Square. From “The Murders of the Black Museum: 1870–1970”, published in 1982. Из открытых источников.

В одном случае дело ограничилось перерезанным горлом, но, вероятно, из-за того, что маньяка спугнули. Полчаса спустя он нашел другую жертву и исполнил свой кошмарный ритуал в полном объеме.

Таинственного убийцу пресса сначала окрестила «Кожаным Фартуком» (кто-то вроде бы видел подозрительного человека в фартуке). Это очень хорошее прозвище для героя хоррора, будто взятое из детской страшилки, но продержалось оно недолго. Полиция и редакции получали множество писем от шутников, выдававших себя за душегуба (пранкеры-идиоты существовали во все времена). Автор одного из посланий пообещал, что отрежет следующей жертве уши. Когда это действительно случилось, неустановленный отправитель стал основным подозреваемым. Он подписался «Джек Потрошитель». С тех пор уайтчепельского монстра только так и называли.

Концовка того самого письма[101]

Больше всего современников пугали две вещи. Во-первых, конечно, выставленные напоказ потроха. Отвращение к собственной телесной начинке – одна из самых укорененных человеческих фобий. Мы ужасно боимся собственного тела. Во-вторых, то, что про убийцу было совсем ничего не известно. Бесплотный, лишенный лица ужас сильно действует на воображение.