Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кому-то может и нужен этот компромисс, но… не знаю как там другие всякие авторы, но автор «Слава роду» и ему подобные просто зарабатывают деньги. Есть потребитель, их желания, получаем результат. Всё просто… — произнёс Алистер, ухмыльнулся и наконец-то приложился к бутылке после неприличного долгого воздержания. — Просто представьте, да, что вместо гарема или экошнчика автор через главного персонажа начнёт задаваться вопросами о любви? Только что сцена с гаремом была, а тут прямо в лицо тебе плюют тем, что похоть ничто иное как животный инстинкт и ты вообще оказывается всё это время не мог и трёх различий между любовью и сексуальным влечением назвать. На таком моменте книгу просто бросят читать. Нет, кто-то останется, но…
— Но от деятелей искусства почему-то ждут не искусства, а удовлетворения спроса. И вот уже писатель не автор, а продавец, который должен подобно шлюхе делать всё, что захочет клиент, — грустно вздохнул Густав, вспоминая как пришлось убрать статую второй жены Зелгиоса из-за того, что второй сын её не желает видеть, а ведь она часть цельной истории и ничего с этим не поделаешь.
— Приехали, — произнёс удивлённый возничий.
Не поездка, а приключение на целую главу. И ведь казалось бы… немой орк, распутная девица, алкаш, прораб, матерящийся мастер… но каким-то чудом диалог у них состоялся. Хотя и сами эти личности далеко не случайные путники с дороги. И всех их объединяет что-то одно.
Может где-то здесь чьи-то похороны проводят?
Что-то кончается, что-то начинается
2350 год пятой эры по единому календарю. Пять лет спустя сыгранной Алентиной пьесы, после которой в том же году Лансемалион Бальмуар совершил свою главную ошибку и поехал в сердце Эдема.
— Пф-пф-пф… тяжело… тяжело… — бурчала себе под нос Ада, разгоняя в подземелье пыль, пауков, каких-то других неизвестных насекомых. — Откуда здесь вообще пыль и живность всякая?
— Горгульи же ходят, с них сыпется. А живность… забегает тоже, — пожимая плечами отвечал Хранитель, который тоже помогал с уборкой.
— А что было в третьем хранилище?
— Клык пустотной гидры.
— А кто его забрал?
— Это уже немного личная информация. Я же про тебя всем подряд не рассказываю.
— Резонно, — вздохнула девушка, продолжая влажную уборку.
Страшно и подумать, но ведь когда-то полуэльфийку никто не называл Огненной Бестией и жила она в далёком-далёком мире, ничего не зная об Эдеме. Но всё изменилось и в 2273 году, семьдесят семь лет назад глупая деревенская девка оказалась попаданкой. Чудом каким-то путь не закончился рабскими шахтами… хотя нет, не чудом, а довольно привлекательной внешностью, из-за которой тут же всё чуть было не закончилось изнасилованием.
Теперь же… Ада всё равно понимала, что целый век жизни — если быть точнее меньшее века, но не суть — лишь плевок в мировой истории. Стоит только на пару лет вылететь с арены, как снова никто не знает Огненную Бестию. А ведь она когда-то почти голыми руками без всякой магии одолела опасного зверолюда и выжила на подставном бое. А сколько побед потом было сделано… м-м-м… всё уже забыто, всем плевать. Даже если бы поколения не сменялись, то в центре внимания быстро появляются всё новые конкуренты. Хотя… где-то в Анхабари остаётся маленькая табличка с именем легенды. Правда… кто в эти залы ходит… а даже если ходит, то скорее к статуям великим, а почётную доску… на них и свободного места нет, а имён — не сосчитать. Так что вся уникальность теряется. Легендой она была тогда, в ту минуту, в момент победы, теперь же… снова безымянная никчёмность.
Впрочем, опыт и знания остались, как и шрамы. Руки нет, протез теперь попроще, как и всякого артефактного оружия на девушке — девушке, разумеется, по внешности — нет. Только простенький пространственный артефакт. Всё остальное оставлено, а что-то нагло реквизировано. Да, Око Смирения сразу же после той бойни забрали епископы, отказать которым невозможно.
— Ладно, здесь мы закончили, — довольно произнёс Хранитель, передавая метлу горгулье. — Пойдёшь уже?
— Да, пора бы… хотите со мной? Юбилей всё же, аж две тысячи пятисотый год… такое бывает буквально раз… раз в год.
— Как и любая другая из дат, которым смертные так любят придавать особый смысл.
— Прямо как своему существованию.
— Да, всё так, — улыбнулся голем.
Ада же ещё ненадолго забежала в соседний зал, чтобы полюбоваться на новое пополнение музея. Око Смирения духовенство отжало, но много другого редкого барахла осталось. Особо греет самолюбие собственный уголок. На доске легенд места может и мало, зато в музее его хватает. Теперь все гости смогут узнать, что когда-то на аренах Эдема сражалась Огненная Бестия, Непобедимая Адериин. Непобедимая это конечно сильно сказано, но нельзя же упускать свою возможность переписать историю! Ну и снаряжение здесь же и оставлено. Правда меч Упорный пришлось отнести в отдельное место, всё же он заслуживает своего уголка и не является частью истории лишь одной Ады.
Свежего пополнения в этом месте на самом деле хватает. Относительно свежего, но всё же. Много всего происходит в Эдеме и во всё мире, всё это собирается, сортируется, но… наверное можно догадаться, что уголок Огненной Бестии находится не в отделе истории всей ойкумены, а в зале, отведённом под более локальные события. Здесь же находился поваренная книга Вульфа, картины кошечки Неки, загадочная золотая монетка неизвестной и крайне древней чеканки и… пожалуй то творение, в тени которого будет меркнуть всё остальное. Ведь сам мастер Густав создал здесь копию своего труда: в этот раз так, как задумывал изначально, без потакания хотелкам конечного потребителя.
Изобразить Лансемалиона Бальмуара, вернее Граниира Торвандори в старой его внешности, у него получилось крайне… убедительно. Статный и даже пугающий, прямо грозный весь такой, ну аристократ, одним словом. Очень похож на своего брата, который также носит фрак, более того вкусы