Турецкий обежал ее перед радиатором, быстро забрался за руль, увидел ключи в замке зажигания и, даже не закрывая дверь, включил двигатель и резко нажал на газ. Машина сорвалась с места чуть ли не прыжком. Тут же, ловко развернувшись на нешироком пятачке, Турецкий, не обращая внимания на крики «оранжевых жилетов», помчался вдогонку за синим «пежо», которого увидел уже на повороте к Михалковской улице. Пошел направо, в сторону Большой Академической, а в конце наверняка свернет на нее, уже в сторону Дмитровского шоссе. Там же у него где-то нора? Там же, вероятно, и надо искать Ваську. Подумал: «Черт возьми, как же этот прохвост Никишин здесь оказался? Кто-то у него, видно, хорошо стучит…»

На ходу, не снижая скорости, превышая все ограничения, Турецкий достал из кармана мобильник. Вызвал Меркулова.

— Костя, срочно свяжись с патрульными. Преступник уходит в сторону Дмитровского шоссе и, скорей всего, повернет на выезд из города. Там же у него, по слухам, дача. Пусть следят, но не останавливают, я иду по следу! Он — на синем «пежо», номер… — Турецкий продиктовал свой номер.

Положительно, Меркулов опешил:

— Да, но, Саня, каким образом?..

— Шутить будем потом! Немедленно звони! Я — на «Газели», номер не знаю, пусть не тормозят! Я — на связи! — И подумал, что для Кости здесь сейчас много непонятного, но объяснять — значило упустить время, — и продолжил гонку. Затем он вспомнил, что где-то неподалеку, в Бибиреве, сейчас на квартире Рогова работает опергруппа во главе с Петром Щеткиным, и вызвал его.

— Вы где, ребята?

— На Дмитровском, у МКАД. А ты?

— А я на «Газели» догоняю по Дмитровке свою собственную машину. Кажется, потерял, придется прибавить. Вы не пропустите только.

— Это каким же образом? — изумился Щеткин. Чтоб Саня — и зевнул пешку? Отродясь не бывало.

— Ладно, после будем обсуждать проколы в оперативке. Он движется на моей машине. Важно проследить куда? И не тормозите его.

— Хорошо, смотрим в десять глаз. Ждем.

— Ждите и — за ним, только осторожно, Ваську он, судя по всему, там, на даче, и спрятал.

«Хорошая машина — „пежо“, — думал между тем Турецкий, опасно лавируя в потоке машин и уповая лишь на то, что никто на дороге не захочет связываться с его грузовиком. Лишь бы гаишники не тормознули. — Но вот совершенно зря не послушался Колю Щербака, который предлагал поставить на замок зажигания блокатор. Украли, увели — а ты нажал на кнопочку, и мотор заглох. Вот бы пригодилось сейчас, и чего не согласился? „Кнопочку“ таскать отдельно от ключей не хотел?.. Правильно говорят: дураков надо учить…»

* * *

Когда страшный дядька, который разговаривал с призраком Вовки своего, уехал, Васька стал думать, что ему делать. Руки-ноги были крепко стянуты веревками. Но хорошо только то, что этот бандит, — Васька точно уже знал, в чьи руки он попал, — связал руки не сзади, а спереди, появилась возможность как-то еще ими пользоваться. Детдом научил ловкости, и его прошлых «уроков» он никак не мог забыть.

Вот и сейчас, когда смолк звук автомобиля вдали, стал оглядываться в поисках какого-нибудь предмета, способного помочь ему разрезать веревку на руках. За ноги он потом уже не беспокоился. А что касается окошка в кладовке, то до него можно добраться, если поставить несколько ящиков друг на друга. Опять же, самое важное — чтобы плечи, если протискиваться сперва одним, а потом другим, пролезли в узкое оконце. За свою голову Васька почему-то не беспокоился, уже в прошлый раз успел прикинуть, когда отковыривал гвоздики, которые держали стекло. Если б оно не разбилось, а бандит, хоть и пьяный, не услышал звона, мог бы успеть сбежать. Правда, куда бежать отсюда, Васька не знал, считал, что важнее всего оказаться на свободе, а там… Там уже нетрудно разобраться, в какую сторону податься. А потом он был уверен, что его уже ищут, и если побежать по дороге, то обязательно навстречу примчится подмога.

Короче говоря, пока надо выбраться отсюда. А чтобы выбраться, необходимо разрезать веревки. Но чем? И тут Ваську осенило: так вон же, на полу, валяются осколки оконного стекла, которое так подвело его во время прошлого сидения в кладовке под замком.

Мальчик изогнулся в тесноте, между мешками и ящиками, и попытался связанными руками достать хотя бы один из осколков. Но не дотянулся. Надо было для этого встать на ноги и сдвинуть два ящика, наверное, из-под фруктов, стоявших один на другом. Подняться удалось, но прыгнуть не получилось — тесно. И тогда Васька нырнул рыбкой, вытянув руки и не боясь ушибиться. И это удалось.

Теперь в его пальцах было сколько угодно острых осколков, только бы не порезаться. Руки освобождать было очень неудобно, ноги — легче. И он решил прибегнуть к хорошему способу. Сначала освободить ноги, а потом ими и связанными руками разбросать ящики и воткнуть в щель двери осколок. И уже им, острым, словно нож, попытаться разрезать путы на руках. В кино видел, как освобождались таким образом связанные хорошие парни, попавшие в руки преступников. Отчего же не последовать их опыту?

С ногами получилось, но пришлось долго возиться и сменить три осколка, поскольку они ломались в руках, а маленькими резать было неудобно. И трудно. Однако ноги он освободил и встал, распихивая в стороны ящики.

Для рук выбрал самый крупный осколок и затолкал его в дверную щель. И началось. Осколок несколько раз вываливался из щели и норовил разбиться на мелкие осколки. Но Васька подставлял к двери сомкнутые колени, и стекло падало на них, а он его брал и снова с трудом заталкивал в щель. И резал, резал. Задал руками острый угол стекла, порезался, но терпел, хотя кровь тихо сочилась.

«Боевые раны, — размышлял за делом он, — как у папы и у дяди Саши…» Он видел, когда мужчины раздевались, собираясь спать. Сильные шрамы, — которые от ножа, а которые от пули, разбираться научился. А это, у него, разве раны? Так, пустяки, главное, чтоб руки освободились, тогда можно будет носовой платок разорвать пополам и перевязать, помогая зубами. Тоже детдомовская практика: по каждой царапине ведь к воспитательнице не бегали. Сами делали как надо: поплевать на ранку и приложить листок подорожника. Только сначала об штаны его вытереть, чтобы пыли не было…

Между тем на улице стало темнеть. Это означало, что наверняка скоро должен возвратиться бандит и надо спешить.

Но почему не едет подмога? Где дядя Саша, в котором был абсолютно уверен Васька? Почему папы до сих пор нет? Он знал, что его арестовали, но должны уже выпустить, тетя Ира об этом уверенно говорила с мужем. А если его уже выпустили, то где он находится?

Конечно, кричать: «Папа, дядя Саша, я здесь!» — глупо и по-детски, а Васька малолеткой себя не считал. И, тем не менее, надо было как-то выходить из положения. Ну, выберется он, вон, уже волокна расходиться при натуге стали, осталось немного еще. Вылезет он, даже и не сомневался, а дальше — куда бежать? Он же в мешке ехал и, куда его привез бандит, не знал, ничего не видел. Только понял, что дом — деревенский, значит, не в Москве они находились, скорее всего. Да и ехали, опять же, долго…