— Небольшой базар будет, — с акцентом ответил посетитель. — Ты звал, вот я пришел.

— Это ты, что ль, Вахтанг? — удивился Антон.

— Нэт! — твердо сказал тот. — Он прислал узнать, что ты знаешь? Говори, — разрешил он важно.

— Скажу, но — в обмен.

— На что хочешь? — равнодушно, как большой хозяин, спросил «посланец».

— Выйти отсюда. У меня сына украли, прислали письмо, что его медленно убивать будут. И девушку, которая за ним присматривала.

— Это — твои дела, мне не нужны подробности.

— А мне нужны, — возразил Антон. — Но вы ж все равно не скажете, кто этот убийца двоих ваших парней? Конечно, нет. Хотя знаете. И вот это уже — ваши дела. Итак, я вам называю, помимо тех двух — братьев Акимовых, которые хором «спели» про Вахтанга, еще троих. Двух готов назвать сразу, а третьего, когда выйду. Вот мои условия.

— Я должен спросить, — посетитель вынул из кармана телефон — Антон еще подумал, что уж этого-то наверняка не «шмонали» на проходной, — и, нажав вызов, заговорил не то по-армянски, не то по-грузински.

Ни слова не понял Плетнев, да и не знал он этих языков. На суахили что-то понимал, в Африке, ну, с сербами кое-как, а другие языки были ему без надобности.

Поговорив, посетитель посмотрел на Плетнева темными глазами навыкате и сказал:

— Называй двоих. Сегодня выйдешь. Так сказали.

— Запишешь? Запомнишь? Савелий Васильевич Долгий и Егор Иванович Круглов. Оба пели соловьями. Находятся, по моим данным, в «Петрах». Меня замочить хотели, а я их повязал. Ну, а над своим начальством я не властен: позвонили — и тех увезли в МУР. Фактически оба раскололись, пальцем их не тронули, ну, постращали малость, но только словами. Гнилые оказались они оба. Про пахана рассказали, который их наладил, ну и который с Вахтангом связан, а фамилию пахана, Рогова этого, мы уж сами узнали. Сегодня его обязательно возьмут, это я твердо говорю. И заставят «запеть». Он-то и замочил братьев, а меня сюда устроил. Следак тут свой у него, по-видимому. Или не у него, а у того, кто постарше и повыше. Я так понимаю, последние дни он тут служит, следак этот… Тоже гнилой…

Плетнев ничем не рисковал, словно бы выдавая тайны следствия. Ему важней всего было сейчас выйти, чтобы включиться в поиск Васьки. Ну, а на выходе — в подарок, так и быть, Копыто, то есть Борис Григорьевич Краснов, сдавший, хотя он сам об этом ни сном, ни духом не ведал, кстати говоря, самого Вахтанга. Вот так решил за него Плетнев. Пусть доказывает, что этого не было, что ничего не говорил, да его и не спрашивали, но только кто ж ему поверит, раз Плетнев уже знает? Братьев-то он сдал сыщику тоже. Будет отказываться, конечно, но это ему не поможет. Что ж, судьба — индейка, а жизнь — копейка, точно сказано, и задолго да нас…

Про этих двоих не знал посланец, по его взгляду было заметно. А то, что их забрали, это им известно.

— Все? — спросил армянин-грузин-абхазец?

— За воротами еще одного отдам. Уверял меня, что он — близкий человек к Вахтангу. Я отпустил его, пусть побегает, если менты не заметут, но я им ничего не говорил и имени Копыта тоже не называл. Мне братья были нужны. Они у женщины отняли деньги, которые были нужны на покупку лекарств для лежащего на операции маленького сына. Рак крови, лейкемия. Вот можешь это передать Вахтангу. Но я им морды только набил, связал и деньги отнял. А зарезал обоих Рогов, чтоб меня подставить.

— Ладно, сегодня выйдешь, — сказал посетитель, вставая. — Эй! — крикнул он, и, когда в комнату заглянул контролер, громко заявил: — Свидание закончено… — И вышел.

Стоявший у противоположной, чуть приоткрытой двери Никишин все, конечно, слышал, но особенно возмутили высказывания Плетнева в его адрес. Ну, пусть, в конце концов, болтает. Зато теперь появился отличный повод оправдаться за свои действия, если потребуется, у хозяина этого посланца. «Ты приказал выпустить, я не мог ослушаться. А как по мне, то сидел бы он и сидел. Я бы нашел, за что. Но вы поторопились, господа!..»

И перед прокурором теперь тоже приседать не надо. Это ведь ваши решения, господа? Генеральная прокуратура, оказание давления, как с ней спорить?

Иначе говоря, везде имеется приличное алиби. Но вот то, что они твердо уверены, будто сегодня возьмут Рогова, это плохо. Гораздо лучше, если бы «дохлый приз» достался ему, Никишину. Можно было бы и на «попытку к бегству» сослаться, и вообще закрыть эту тему за смертью подозреваемого…

Короче, больше ждать нельзя, и надо не идти уже, а бежать по следам Турецкого, — он упрямый, пусть только выйдет на Рогова, а сыр-то мы и сами сумеем скушать. В ГИБДД наверняка имеются сведения о перемещениях Рогова, и следователю, ведущему дело об убийствах, в которых он подозревается, никто не откажет в информации. Права не имеют…

Значит, сейчас — к прокурору, подписать постановление об освобождении Плетнева, терпеливо выслушать от прокурора нелестное мнение о способностях некоего следователя Никишина и выпустить задержанного на волю. А самому — бегом за Турецким. Надо бы еще парочку оперативников взять с собой, так, для общего прикрытия, не больше. Он был уверен, что сейчас у него все получится, и слова Плетнева о «гнилом следаке» надо потом еще ему припомнить, — все по краю ходим! А Вахтанг не прощает предательств и тех, кто стоит у их истока. Особенно тех, которые знают о нем и треплются на всех углах. Хочет инкогнито сохранить, будто такое возможно в криминальном мире. Тут Плетнев и пригодится: он узнал о Вахтанге — и тут же сам всем растрепал…

* * *

Рогову впервые почудилось, что у него появился натуральный «хвост». Спасало от преследования прежнее, еще не растерянное, задолго до отсидки закрепленное в моторной памяти умение обращаться с машиной.

А эту «восьмерку» он взял просто. Поставил бомжам, которые все обычно знают в своем районе, бутылку и выяснил, кому принадлежит эта старая, не раз уже битая и выправленная машина. Потом зашел к хозяину, чтоб справиться о цене, — вдруг продаст? Того не оказалось дома. Вообще в Москве. Соседи сказали, что убыл на неделю-другую в командировку. Все, точка. Той же ночью машина со стоянки исчезла. А кто станет искать чужой транспорт? На счастье, несмотря на несвежий внешний вид корпуса, двигатель оказался в большом порядке.

Словом, когда Рогову показалось, что это не за кем-то, а именно за ним устремились милицейские «Жигули» с мигалкой, что выяснилось после пары маневров, он ловко «сделал ноги», — ушел дворами от преследователей. Плохой признак, придется менять машину. Но сам факт преследования он не посчитал неожиданно вспыхнувшим интересом милиции к своей личности, очевидно, они заметили какое-то мелкое нарушение, а он не остановился, естественно, документов-то на машину — никаких, вот и решили, небось, малость поживиться. Только не на того нарвались… Ушел легко. Да и хитросплетения переулков и проходных дворов в район Коптева знал с детства. Родился неподалеку, на Большой Академической.

Подкатив к северным воротам рынка, отыскал незаметное местечко среди второго ряда припаркованных машин и поставил «верой и правдой служившую ему „восьмерку“, чтобы, наверное, уже не возвращаться к ней. Раз менты засекли, с шеи не слезут. Другой транспорт придется искать, а его тут навалом, только выбирай. Здесь торговцы ставят свои машины, покупатели — с другой стороны. Значит, и машины им потребуются только в конце рабочего дня, а за это время много чего можно успеть сделать…