Нокосе кивнул.

— А ты остался в живых? Как? — Она оглядела его тело в поисках шрамов.

Нокосе пожал плечами.

— Я остался в живых, потому что моя судьба — быть здесь с тобой. Так я думаю.

Аманду охватил трепет. Дримкетчер посмеивался над ней с противоположного конца хижины. Мужчина, стоявший между ней и дверью, напомнил ей о Дэвиде и о том, как муж добивался ее повиновения.

Она метнулась в панике наружу, боясь, что он схватит ее, и когда вырвалась к теплу полуденного солнца, то стыла в нерешительности, ибо вынуждена была подождать пока ее глаза привыкнут к яркому свету.

Она стояла на опушке возле хижины, как испуганный ребенок. Ее тело затерялось где-то под просторным одеянием, так же как ее душа затерялась в мире, в который она была заброшена. Не в силах определить, какая из троп ведет подальше от Дэвида, она беспомощно повернула обратно и с удивлением увидела, что великан не сделал ни одного движения, чтобы погнаться за ней или остановить.

Его силуэт вырисовывался на фоне двери, он стоял неподвижно с бесстрастным выражением лица. Но все же Аманда чувствовала, что внутри его бушует буря.

Он поймал ее взгляд и произнес ее имя один раз. Тихо. С расстояния в несколько ярдов. Она закрыла глаза и прислушалась. Когда он снова позвал ее, она поняла, кто он на самом деле. Это противоречило здравому смыслу, но его голос, прикосновения, очертания были теми же. Этот человек, который называл себя медведем, был человеком из ее снов.

На глаза навернулись слезы. Вдруг Аманда почувствовала его дыхание у себя на лбу.

— Доверься мне. Ты последовала за мной один раз. Последуй и сейчас.

— Но-ко-се?

Он улыбнулся и дотронулся до ее щеки.

— Если ты не можешь выговорить мое имя, у меня есть другое.

Она ждала.

— Я Нокосе, но отец называл меня Сет.

— Сет? — повторила она.

Он протянул руку и стал ждать, пока она возьмет ее.

Она взяла.

Гуляя с Нокосе по лесу, Аманда поражалась, как высоки, разнообразны и многочисленны деревья и кусты. Некоторые мелкие растения под ногами были совсем незнакомы ей, а на берегу ручья или на отлогах холма встречалась дикая живность, которая не проявляла особого испуга при их появлении. Таким Аманда представляла себе сад Эдема.

Большой индеец скользил по лесу, как тень, почти не задевая листьев и кустов. Аманда старалась не видеть, какая завораживающая сексуальность исходила от него, когда он шел. Она не сразу поняла, почему он вызывает у нее такие эмоции. Наконец решила — это оттого, что Нокосе чувствует себя совершенно уверенно в своем обличье. Он был мужчиной, и он это сознавал.

Ее размышления были прерваны внезапной остановкой. Она подняла глаза на Нокосе и увидела восхищение в его взгляде.

— В чем дело? — спросила она.

Он потянул ее за руку и приложил палец к губам. Аманда проследила за его взглядом и радостно улыбнулась, когда наконец разглядела маленького мохнатого зверька, полоскающего свою добычу в ручье.

— Вотко, — сказал Нокосе, и его глаза заволокло печалью воспоминаний. — Отец называл его етон.

— Енот, — поправила Аманда, чувствуя, как при виде его улыбки ее охватывает желание.

— Е-нот, — повторил он и кончиком пальца провел по ее щеке.

Аманда не могла устоять. Она улыбнулась, и у нее мгновенно перехватило дыхание от пламенной страсти, отразившейся в его чертах. Она ждала, что он устремится к ней, но он медленно отвернулся. Снова взяв ее за руку, он повел ее глубже в лес.

Повсюду были заметны настораживающие признаки, которые говорили ей, что она не просто заблудилась. Но Аманда предпочитала не обращать на них внимания. Здравый смысл подсказывал, что скоро все объяснится и она сможет проникнуть в суть того, что видит и о чем ей говорят.

«Я была бы сумасшедшей, если бы поверила словам этого человека. Он никак не мог на самом деле приходить ко мне».

Как раз тогда, когда у нее зародилось это сомнение, Нокосе остановил ее, осторожно потянув за руку.

— Ты хмуришься, — тихо сказал он и попытался разгладить морщинку между ее бровями.

Это прикосновение воскресило воспоминания, которые, как она старалась убедить себя, не существовали. О том, как он не только погладил ей лоб, а вошел в нее, в ее тело и душу, словно удар молнии с небес. Эта мысль заставила ее покраснеть.

Нокосе улыбнулся. Ее лицо было таким выразительным. Не спрашивая, он знал, о чем она сейчас думает. Он почувствовал, как она обводит взглядом его тело, задерживаясь дольше необходимого на его груди и набедренной повязке, прикрывающей его мужскую плоть.

— Я просто задумалась. Извини, — быстро ответила она. Она ненавидела себя за эти слова. Дэвид внес такую опустошенность в ее душу, что она извинялась автоматически, независимо от того, была виновата или нет.

Теперь наступила его очередь хмуриться.

— Я тебя ни в чем не виню, Аманда. Просто беспокоюсь. Пройдем чуть дальше. Я хочу показать тебе одно место. И он повел ее вверх на гору между деревьев.

Поляна была маленькой. На всей площади виднелись остатки старых кострищ. Они все когда-то были сделаны им.

На протяжении многих лет, когда у него не хватало сил терпеть заточение в отцовской хижине, он приходил сюда спать под открытым небом и звездами.

Нокосе, как и все его индейские братья, ощущал родство с этой землей, которое могли понять лишь немногие белые. И хотя отец-француз оказал на него большое влияние, в душе он был привержен материнскому образу жизни. Он был индейцем. Нокосе, сын мускоги, что живут по берегам рек.

Аманда была потрясена открывшейся панорамой, которая простиралась на многие мили. Обрыв, где они стояли, был таким высоким, что она могла смотреть вниз и видеть птиц, летающих под ними.

— О, взгляни! Там, внизу! Это, кажется, орел. Вон там! А вот еще и еще. Они ведь редко встречаются. Я никогда…

Она охнула и покачнулась. Это было такое ошеломляющее открытие.

— Нет! Нет! — Неверие медленно уходило, ибо теперь невозможно было не замечать того, что находилось прямо перед глазами. — О Боже!

Нокосе схватил ее прежде, чем она подошла слишком близко к краю, и Аманда упала на колени, внезапно почувствовав, что не может стоять на ногах.

— Что? Я не вижу врагов. Отчего твой страх, дорогая?

Лишь через несколько секунд она поняла, что гром, который она слышала, — это ее собственный пульс, гремевший в ушах. Дважды она пыталась заговорить, но слова не шли у нее с языка. Она могла лишь зачарованно смотреть е обрыва вниз на верхушки деревьев, на уходящие вдаль долины, на тянущиеся чередой вершины холмов.