Те, что сзади, выглядели обычными приказчиками средней руки. Только что одеты хорошо, да в плечах широки. Нечасто у конторских работников такие плечи. Но и это всё объяснимо. Владимир – губернский город, отсюда молодёжь частенько мотается во вторую столицу – Москву, следит за модой. Подобных молодых людей Сосновцев уже навидался в дорогих магазинах и ресторациях, и эти ничем не отличались от прочих. А плечи – так у самого не меньше, хоть и учитель.

Андрей вновь сосредоточился на переднем приказчике, который явно смотрелся лидером в маленькой группе. Нет, он никогда не видел этого человека. Хотя… в какой-то миг показалось Сосновцеву что-то знакомое то ли в походке, то ли… И объяснить-то трудно… Что-то на уровне подсознания, какой-то толчок, будто задели внутри ненароком некую потайную струну, и та зазвенела тревожно. Или это нервы?…

Ювелиры приближались. Уже стало возможным различить стук их каблуков по каменной кладке, но звук этот тут же заглушил грохот кованых сапог. Из вагонов охраны высыпали стрелки, замелькали шинели. Солдаты быстро разобрались и стали частой цепью перед охраняемым объектом. Винтовки со штыками на плече, но в любой момент могут быть пущены в ход. До шеренги было около пяти метров, когда придёт время, строй разомкнётся, пропуская доверенных лиц к вагону с алмазами. Андрей, кстати, в этот круг не входит. Если он не произнесёт условленную фразу, то отойдёт в сторонку. Дальше не его дело…

– Добрый день, господа! – Оказывается, посланцы Куприянова уже подошли вплотную. – Разрешите представиться, старший приказчик Владимира Семёновича Куприянова и его доверенное лицо Станислав Андреевич Ковальский. Со мной помощники, они участвуют в транспортировке груза. Вот документы, доверенность, договор, всё необходимое, – он протянул бумаги Ларионову.

Тот, не глядя, передал паспорт Сосновцеву, сам же принялся изучать договор. Андрей такого не ожидал, хотя всё правильно, он полицейский. Кому же ещё заниматься документами, как ни ему? Так, Паспортная книжка с гербом Российской империи, номер, дата… Всё правильно, у него такой же… Владелец – Ковальский Станислав Андреевич, звание, дата рождения, вероисповедание, род занятий…

– Владимир Семёнович занемог, велел передать глубочайшие извинения и низкий поклон, – продолжал между тем старший приказчик. – Однако мне и ранее доводилось участвовать в крупных сделках…

Сосновцев не слушал, делал вид, что листает паспорт, а сам исподтишка рассматривал объект опознания. Живое, подвижное, симпатичное лицо. Часто улыбается, и ему это идёт. Аккуратные усики. У возчика, кстати, была борода лопатой, но это дело такое – вчера была борода, сегодня её нет. Но всё остальное?! Правильная речь, гордая осанка, по возрасту примерно ровесник Андрею или чуть старше. Директор Мальцевского училища выглядит и держится так же…

Ларионов закончил изучение договора, кивнул, приступил к чтению доверенности. Приказчики за спиной Ковальского не проронили ни слова, стояли со спокойными, даже скучными лицами, передоверив все дела старшему. Тот продолжал что-то говорить…

От состава отцепили паровоз, и тот с протяжным гудком начал отходит малым ходом. На ближней стрелке он повернёт, а справа, вдали, уже виден новый локомотив, двигающийся задним ходом. Его и пристегнут к составу…

Андрей вновь и вновь скользил взглядом по лицу Ковальского. Глаза говорили, что они никогда не встречались, а сердце бунтовало, трепетало в груди тревожно, словно протестовало против выводов зрения. Что, что его смущает?! Почему тоска подкатывает к груди?

Пора было возвращать паспорт, чтобы – если он примет такое решение – успеть сказать условную фразу, попросить документ для повторного досмотра. Говорил уже Ларионов, что-то о том, что всё, мол, в порядке, оформлено должным образом, и можно приступать к изъятию оговоренного количества камней…

Паровоз с неисправностями уже покинул путь, тендером вперёд накатывал вновь прибывший локомотив…

Он или не он? Тот это человек, что был на мосту, а сейчас блестяще играет роль приказчика, или совсем другой? Вдруг это настоящий служащий ювелирной мастерской Куприянова, не имеющий к бандитам ни малейшего отношения, честный, ни в чём не повинный торговец? Но у полицейских была оперативная информация… И что, оперативная, ещё не значит достоверная. Сорока на хвосте принесла. Но почему так тревожно, так невыносимо тоскливо на душе?! Или он просто волнуется, вынужденный решать чужую судьбу?

– Что-то не так с паспортом, ваше благородие? – неожиданно спросил Ковальский и посмотрел в упор.

– Нет-нет… всё в порядке… – окончательно смешался Андрей, подавая Ларионову книжечку с гербом.

– Ну так давайте приступим?… – улыбнулся приказчик. – Время – деньги.

Время – деньги, так разве говорили в начале двадцатого века? А может, и говорили. Сосновцев не знал истории американской поговорки, а Североамериканские Штаты уже вовсю эти самые деньги зарабатывали. Сейчас паспорт передадут владельцу, начнётся сделка, а он отойдёт в сторону, так и не произнеся условную фразу…

Ларионов взялся за краешек документа, но Андрей ещё не отпустил паспорт, глядя на Ковальского. И тут приказчик нервно потеребил мочку уха.

Сосновцев замер, вцепившись в Паспортную книжку. Ларионов тянул её к себе, и, почувствовав сопротивление, удивлённо обернулся к Андрею. А тот держался за документ мёртвой хваткой, не в силах выговорить ни слова и оторвать взгляда от человека в бежевой элегантной тужурке и модной шляпе.

Это был жест Полухина! В школе у доски, не зная, что отвечать, он всегда теребил ухо. И в любой другой трудной ситуации или в минуту принятия важного решения, он всегда так делал. Помниться, ещё смеялись одноклассники: смотри, дескать, Полуха, останется у тебя и вправду пол-уха. Эту привычку бывшего друга он не мог спутать, даже если бы захотел. И следом, как по волшебству, проступили на лице приказчика знакомые черты. Да, так и должен выглядеть Юрка спустя пятнадцать лет!..

На миг мелькнул перед глазами заснеженный берег реки, прозвучал в ушах детский крик: «Андрюха! Помоги! Тону!..»

А в следующий миг лицо приказчика исказилось, быстрым, едва уловимым движением он выхватил из-за отворота тужурки револьвер. Видимо, вся маскировка слетела в тот миг с Андрея, узнавание отразилось в его глазах, потому что лже-приказчик направил оружие прямо ему в лоб.

Дальше сработали рефлексы выживания: пальцы разжались, ноги подогнулись, и тело начало заваливаться вправо. И когда грохнул выстрел, головы Андрея уже не было там, куда целил преступник – пуля просвистела у самого виска. Но Сосновцев рухнул, ноги не держали. Снизу, с настила платформы он видел, как Ковальский-Полухин чуть перевёл ствол и влепил пулю Ларионову между глаз. Голова горного инженера дёрнулась, фуражка с перекрещенными молоточками слетела, но рука так и осталась поднятой, сжимающей фальшивый паспорт. Он так и рухнул – навзничь, с поднятой рукой…

И тут же всё завертелось в какой-то жуткой, сумасшедшей карусели. Приказчики, что до поры безучастно стояли за спиной Ковальского, выхватили оружие. Сбоку к ним метнулись быстрые тени спецназовцев. Стрелки охраны ещё только сдёргивали с плеч винтовки, кода из тендера подъехавшего паровоза, над бортом возник длинный ствол, и тотчас по платформе хлестнула пулемётная очередь. Пули густо прошлись по цепи стрелков, выкашивая их словно серп колосья.