Тазур вдруг оказался везде. Его тяжелое тело прижимало меня к меховым покрывалам, не позволяя сбежать, наполняя теплом и трепетом. Жесткие, горячие губы скользили по шее, вверх и вниз, слегка сжимая кожу. Руки блуждали по телу.

Я уже практически задыхалась, когда поцелуй, наконец, достался моим губам. Легко, медленно, словно пробуя на вкус что-то новое, Тазур прижался к губам, растягивая каждое действие до бесконечности. Его рваное дыхание обжигало, пряный привкус на губах дурманил. Хотелось прижаться плотнее, ближе. Впитать в себя все.

— До чего ты жгучая, — не отрывая губ, выдохнул мужчина, прижимая к себе до боли и хруста в костях. Шершавая ладонь, так великолепно и будоражащее и удивительно ощущающаяся на моей коже даже сквозь ткань, скользнула под рубашку, убирая разделяющую нас материю. Тело затрясло от острых ощущений, от такой невероятной яркости.

Рука скользила все выше, губы медленно и мучительно терзали поцелуями. Дыхания не хватало. Только мне все равно было мало. Хотелось еще. Хотелось ощутить себя живой, проснувшейся от того кошмара и серости, что укрывали мою жизнь последние годы.

Мужская ладонь осторожно прижалась к груди, чуть сжав пальцы. Тело само собой выгнулось, словно получило разряд тока.

— Ты как лето в моих руках, — едва слышно, скользнув губами к виску, шепнул Тазур. Ни за что не предположила в этом мужчине романтика.

Оставив в покое грудь, рука скользнула вниз, к бедру, заставляя пылать в нестерпимом огне. Не в силах больше ждать, сама распахнула ноги, прижимая мужчину к себе. Резко выдохнув сквозь зубы, Таузр впился в губы острым, жгучим поцелуем.

Мир покачнулся, вспыхивая искрами и не позволяя ничего видеть вокруг.

— Смотри на меня, — с какой-то внутренней, едва сдерживаемой яростью произнес Тазур, в противовес очень осторожно, с непередаваемой нежностью поворачивая мою голову, не позволяя отвернуться. — Всегда смотри только на меня.

Не в силах ответить, не имея возможности отвести глаз, я плавилась и сжималась, как пружина, с каждым движением будучи готова взорваться, но тело скручивало все сильнее, ноги дрожали. Не в силах больше держать глаза открытыми, ослепленная вспышками, зажмурилась. Пылающее тело, не вынесло напряжения, разлетевшись одни из тех ярких и опасных фейерверков, что когда-то я видела в столице.

Тяжело дыша, не чувствуя собственное тело, все вглядывалась в косой потолок, когда, прерываясь тяжелым дыханием, в ухо шепнули:

— Нам, неверное, придется выселить всех из поместья. У тебя такой красивый и громкий голос, что ночами мы никому не дадим спать, — тихо застонав, прикрыла ладонью глаза, чтобы только не видеть его смеющегося, довольного лица.

— Если мы должны здесь оставаться еще несколько дней, тогда стоило бы что-то придумать с едой. Ее совсем мало.

— К защитным камням должны сегодня привезти что-то из продуктов. Местные знают, что делать, — пытаясь привести в порядок волосы, совсем спутанные постельными играми, отозвалась сверху. Было немного неловко, но с другой стороны — он мой законный супруг, так что все по закону.

— Хорошая новость. Было бы славно, если бы кто-то догадался прихватить свежую одежду, но на это, как понимаю, рассчитывать особо не стоит?

— Думаю, что нет.

— Тогда ты отдыхай, мне все еще не нравится твой вид, а я прогуляюсь до камней. К обеду как раз успею туда-обратно, — не дожидаясь ответа, Тазур вышел в свежее солнечное утро, оставив меня одну.

Пытаясь решить, хорошо это или плохо, спустилась в комнату, вздохнув свободнее. Даже если голова понимала, что все происходит как нужно, требовалось какое-то время, чтобы привыкнуть.

Накинув плащ на плечи, вышла из дома, полной грудью вдыхая запах сырого леса и наслаждаясь птичьими трелями. Солнце поднялось уже довольно высоко, и если прислониться к стене, где нет ветра, вполне можно было позволить себе немного погреться под его лучами. Удивительное ощущение, что никуда не нужно бежать, торопиться, никого спасать или контролировать, как давно забытый вкус домашних сладостей на языке. Мне, оказывается, была очень нужна это небольшая передышка. Чтобы осмыслить все произошедшее, чтобы подумать о будущем. Остановиться всего на мгновение, позволить себе обернуться по сторонам, а не лететь вперед, спотыкаясь и разбивая колени.

Присев на лавку, подставив лицо свету, глубоко вдохнула, вспоминая все, что произошло. Все годы, с того момента, как прежний барон умер, казались покрытыми серой завесой.

Я хорошо помнила тот день, когда он вернулся больным. Верховой отряд из двадцати мужчин вернулся из дальних деревень, первых, на которые выпала болезнь. Супруг отвозил лекарства, проверял, хватает ли у людей еды и можно ли чем-то помочь. Я помнила, что вместе с ним в поместье пришел запах гари, словно дым костров, вьющихся над крышами домов там, вдали, добрался и до моего порога. Так оно и оказалось.

Первыми слегли мужчины из дружины. Горячка началась быстро, за пару дней укрыв тела язвами и лишив крепких, здоровых людей сил. Потом неожиданно болезнь коснулась свекра, хотя тот при первых признаках болезни укрылся в одном из домов на отшибе. Поветрие все же нашло лазейку, и, в очередной раз принеся еду, прислужник обнаружил только холодное, изъеденное заразой тело в постели.

Тогда мы сложили большой костер, но за самим сожжением мне позволили наблюдать только из окна, запретив даже близко подходить к завернутому в белую ткань телу. От сладкого, тошнотворного запаха, пробирающегося под рамы, наполняющего комнату даже с такого расстояния, становилось плохо. Я не могла есть еще дня три, чувствуя, как к горлу подкатывает желчь. А потом внезапно заболели почти все мужчины разом. Практически одновременно. Тогда ни о какой возможности сидеть в комнатах больше не было и речи. Закрыв нос тряпкой, пропитанной в едком растворе, нацепив кожаные перчатки, которые должны были хоть как-то уберечь от заразы, я присоединилась к женщинам, которые еще могли ходить за больными. События того времени слились в один бесконечный, беспросветный день, наполненный смрадом и запахом немытых, больных тел, горящих костров и стонами.

Мой супруг пережил ту зиму. Видно, внутренних сил организма как-то хватало на то, чтобы не пустить заразу внутрь, несмотря на то, что он, наравне со всеми, работал и в поле, и в лазарете. Мне тогда казалось, что это невыносимо тяжело, что дальше будет легче. Но нет, стоило снегам сойти, как нас накрыло новой волной заразы, которая немного отступила с приходом холодов.

По весне погребальных костров было в разы больше. Мужчины, те, кто сумел пережить болезнь один раз, съедались горячкой за день-два. Многие женщины, ослабленные после зимы, тоже болели, но им все же удавалось как-то вытерпеть и справиться с болезнью. Барон умер, когда расцвели лесные колокольчики. Он, в отличие от большинства, болел почти десять дней, все повторяя одну и ту же фразу: «Как ты будешь здесь одна?»

А потом я и правда оказалась одна. Вдруг, в одно мгновение, случилось так, что все вопросы приходилось решать мне. Куда пристроить осиротевшего мальчишку? Какие поля засевать, если сил хватит только на треть участков? Что, когда и как делать?