К сожалению, поскольку юридические суждения этих школ прочно закрепились в мусульманском мире, в конечном итоге консенсус одного поколения ученых стал обязательным для последующих, в результате чего улемы стали все меньше уделять внимания разработке новых решений современных правовых проблем и все более погрузились в то, что в исламе насмешливо упоминается как таклид – слепое принятие юридического прецедента.

Следует упомянуть еще один важный источник права. На протяжении этапов формирования шариата бытовало общепринятое убеждение, что в случае, когда в Коране и Сунне не было ничего сказано по какому-то вопросу, а аналогия и консенсус не могли привести к решению, то квалифицированный правовед мог использовать собственное независимое юридическое обоснование для вынесения юридического решения, или фетвы, которая затем могла быть принята или отвергнута сообществом по желанию. Этот источник права, известный как иджтихад, был исключительно важным вплоть до конца X в., когда улемы-традиционалисты, которые в то время преобладали почти во всех основных школах права, отказались от него как законного инструмента толкования. «Закрытие ворот иджтихада», как было названо это решение, означало серьезную (хотя и временную) неудачу для тех, кто считал, что религиозная истина, до тех пор пока она не вступала в явное противоречие с откровением, могла быть познана силой человеческого разума.

К началу XI в. то, что зарождалось как собрания улемов-единомышленников ad hoc[20], превратилось в правовые институты, наделенные полномочиями Божьего закона. В современном суннитском мире существуют четыре основные школы. Шафиитский мазхаб, который в настоящее время преобладает в Юго-Восточной Азии, был основан на принципах Мухаммада ибн Идриса аш-Шафии (ум. 820), считавшего Сунну самым важным источником права. Маликитский мазхаб, который в основном распространен в Западной Африке, был основан Маликом ибн Анасом (ум. 795), полагавшимся при формировании своего мнения исключительно на традиции Медины. Ханафитский мазхаб Абу Ханифы (ум. 767), который доминирует в большинстве стран Центральной Азии и Индийского субконтинента, – безусловно, самая большая и самая разнообразная правовая традиция относительно широты интерпретаций. И наконец, Ханбалитский мазхаб Ахмада ибн Ханбала (ум. 855) – правовая школа, наиболее приверженная традиционалистской парадигме; она распространена на всем Ближнем Востоке, но имеет тенденцию к доминированию в ультраконсервативных странах, таких как Саудовская Аравия и Афганистан. В дополнение к этому – шиитская школа Джафара ас-Садика (ум. 765), которая будет рассмотрена в следующей главе.

Улемы, связанные с этими школами, закрепили свои позиции как единственные авторитеты приемлемого исламского поведения и единственные толкователи приемлемых исламских убеждений. Поскольку эти школы мысли постепенно превращались в правовые институты, то разнообразие идей и свобода мнений, которые характеризовали их ранний этап становления, проложили дорогу жесткому формализму, строгому соблюдению прецедента и почти полному угасанию независимого мышления, и даже мусульманский мыслитель XII в. аль-Газали (сам традиционалист) начал осуждать утверждение улемов о том, что те, кто не знает схоластического богословия в том виде, как его признают улемы, и не знает предписаний Святого закона в соответствии с приведенными против них доказательствами, объявляются неверными. Как мы увидим, претензия аль-Газали к улемам применима сегодня так же, как и девять столетий назад.

В современную эпоху, когда вопросы индивидуальных религиозных обязательств вошли в политическую сферу, способность улемов определять общественный дискурс в отношении правильного поведения и веры резко возросла. Им даже удалось расширить свою целевую аудиторию, заняв гораздо более активную позицию в сфере политики на Ближнем Востоке. В некоторых мусульманских странах, таких как Иран, Судан, Саудовская Аравия и Нигерия, улемы осуществляют прямой политический и правовой контроль над населением, в то время как в большинстве других государств они косвенно влияют на социальную и политическую сферу общества посредством религиозных указов, юридических решений и, что самое главное, через руководство исламскими религиозными школами, или медресе, где поколение за поколением молодые мусульмане зачастую воспитываются в атмосфере возрождения традиционалистской ортодоксии, особенно что касается веры в неизменное, буквальное толкование Корана и божественную, непогрешимую природу шариата. Как недавно утверждал один пакистанский учитель и ученый: «Исламское право не стало тем, чем является обычное право. Ему не пришлось проходить тот же процесс оценивания, как всем рукотворным законам. В случае с исламским правом все началось не с нескольких правил, которые затем постепенно множились или вместе с рудиментарными понятиями усовершенствовались по мере развития культурного процесса; и не с того, что оно возникло и развивалось вместе с исламским сообществом».

На самом деле шариат развивался именно так: «вместе с рудиментарными понятиями усовершенствовался по мере развития культурного процесса». Это был процесс, на который влияли не только местные культурные практики, но и талмудическое и римское право. За исключением Корана, каждый источник исламского права был результатом человеческих, а не божественных усилий. Ранние школы права понимали это и потому представляли не более чем тенденции в развитии мысли, которые существовали в мусульманском сообществе. Источники, на основе которых эти школы формировали свои традиции, в особенности иджма, допускали эволюцию мысли. По этой причине мнения улемов – будь то рационалисты или традиционалисты – постоянно приспосабливались к текущей ситуации, а сам закон постоянно истолковывался по-новому и повторно применялся по мере необходимости.

Независимо от этого ни одно из юридических решений, которые принимались той или иной школой права, не было обязательным для отдельных мусульман. Фактически вплоть до настоящего времени было принято среди верующих переходить из одной школы в другую, и ничто не запрещало мусульманину принять доктрину маликийцев по одному ряду вопросов и ханафитскую доктрину – по всем остальным. Так что просто необоснованно рассматривать как непогрешимый, неизменный, негибкий и обязательный к исполнению священный закон Бога то, что так очевидно представляет собой результат человеческого труда и потому явно следует меняющимся человеческим убеждениям.

Даже самый беглый анализ процесса развития шариата демонстрирует, как закон и откровение менялись «вместе с исламским сообществом». Сам Коран четко указывает, что, хотя послание вечно, оно было явлено в ответ на определенные исторические ситуации. По мере развития общины Мухаммада менялось и откровение для адаптации к потребностям членов этой общины. Действительно, в течение двадцати двух лет служения Мухаммада Коран почти постоянно был в состоянии непрерывных изменений, порой достаточно резких, в зависимости от того, где и когда явлены стихи, – в Мекке или в Медине, в начале или в конце жизни Мухаммада.

Изредка эти изменения приводили к тому, что кажется значительными текстовыми противоречиями. Например, изначально Коран занимал достаточно нейтральную позицию в отношении употребления вина и практики азартных игр, утверждая, что «в них обоих – великий грех и некая польза для людей, но грех их – больше пользы» (2:219). Через несколько лет были явлены другие строки, которые, хотя и не запрещали распитие спиртных напитков и азартные игры, призывали верующих воздержаться от этого и гласили: «Не приближайтесь к молитве, когда вы пьяны» (4:43). Некоторое время спустя, однако, Коран отчетливо запретил и спиртные напитки и игры, назвав их «деяниями Сатаны» и связав с идолопоклонством, величайшим грехом (5:90). Таким образом, предшествующие стихи, которые осуждали, но не запрещали пить и играть в азартные игры, как представляется, были отменены другим, более поздним стихом, который однозначно запретил оба этих действа.