Только Харбард дарил людям на день рождения собственные книги. Кроу взял этот томик с собой в библиотеку, чтобы воспользоваться имеющейся там библиографией.

– И дело было даже не в почерке. Я, разумеется, мгновенно узнал его, но все же не поленился вырвать лист из вашего блокнота. Когда я вернулся домой, мне было нетрудно сравнить его с письмом, которое вы прислали мне тридцать лет назад. Нет, Кроуфорд, я и раньше видел вас. Видел во время своих медитаций… исследуя самого себя. В моих видениях вы гуляли вместе со мной. Я слышал вашу речь. И тут появляетесь вы. Я должен был в этом разобраться.

– Вы следили за мной?

Харбард взмахнул рукой, останавливая собеседника:

– Погодите, всему свое время.

– Почему вы просто не подошли ко мне?

– Я понимал, что у вас были веские причины полностью отказаться от прежней жизни и взять себе новое имя – о нем я узнал из вашего читательского билета, который вы оставили на столе. А еще я догадывался, что, раз вы все это время со мной не контактировали, вы вряд ли будете рады меня видеть.

– А как вы пришли к выводу относительно того, кто я такой?

– Я использовал не только традиционные методы. Как вам известно, существуют практики, благодаря которым посвященные получают нужную информацию.

– Какие практики?

– Самоотречение, медитации, ритуалы.

– Продолжайте.

– Я считаю, это было знаком свыше, когда в 1935 году немецкое Общество Туле[31] пригласило меня принять участие в экспедиции на Тибет. Сначала я подумал, что это просто шайка чокнутых оккультистов, – подходящих слов на древнескандинавском Харбард не нашел и потому использовал современное просторечное выражение, – но расходы они брали на себя, вот я и поехал. Я сам себе задавал вопрос, почему согласился на путешествие с этими придурками, но, оказывается, на то была причина. Я считаю, что меня туда направили.

– Кто?

– Не могу сказать точно. Это было что-то, с чем я столкнулся в своих исследованиях. Это было четкое понимание, но исходило ли оно от какой-то присоединенной части моего собственного сознания или же от странной отдельной сущности, я не знаю. Однако в присутствии этого… – Харбард пожал плечами, – …явления я вдруг почувствовал, что должен принять это приглашение.

– И?..

– Я поехал. Экспедиция окончилась полным провалом. Был там один любопытнейший персонаж – эсэсовец, между прочим, хотите верьте, хотите нет. Посредственного ума и, что называется, «моральный дегенерат», как отзывались о таких в девятнадцатом веке. Грек Теофраст называл таких людей беспринципными, а мой друг Харви Чекли из Университетского госпиталя в Огасте, штат Джорджия, – просто психопатами. С этим типом у меня состоялось несколько очень интересных бесед.

– О чем же?

– О магическом применении ритуальных нарушений культурных норм.

– Другими словами – о пытках, каннибализме, убийствах, сексе, осквернении и унижении.

– Хорошо изложено. Но эсэсовец хотел пойти дальше… назовем это так, чтобы вы лучше понимали, с чем мы боремся. Однако у него была одна проблема.

– Какая?

– Значительная часть работы в области таких нарушений упирается в моральные качества мага. Если вы практикуете каннибализм, например, ваш рассудок может возмутиться и восстать против этого. Но если вы лишены психического здоровья, если у вас нет моральных устоев, которые приходится нарушать, тогда вы просто смакуете это, как деликатес. Тот эсэсовец не смог бы достигнуть того, чего достиг я.

– Вы что, Эзекиль, практиковали каннибализм?

Харбард улыбнулся:

– Нет конечно. Существует много способов содрать шкуру с кота. Впрочем, котов я тоже не обдирал – это, насколько я понимаю, больше в духе вашего соотечественника, оккультиста Алистера Кроули, «Зверя 666». Но я сделал открытие.

Харбард, как большой эгоист, имел привычку делать паузы, ожидая реакции слушателей, чтобы убедиться в их интересе и сделать вид, будто они тоже принимают участие в беседе, которая фактически является монологом. А также он любил – что действовало на Кроу не менее раздражающе – представлять информацию в виде историй, выстраивая факты таким образом, чтобы в изложении присутствовали ударные финальные фразы и интрига. Это делало Харбарда желанным гостем на званых ужинах, но выводило из себя человека, который хотел услышать от него нечто важное.

Кроу пригубил свой бренди. В очаге мирно потрескивал огонь, часы где-то внизу пробили семь раз. Харбард продолжал:

– Местные лавочники пытались продать нам все, что, по их мнению, мы могли бы купить, а такого было немало. За нами увязался один юноша, который много дней подряд настойчиво предлагал нам свой товар. В конце концов, когда мы уже стали подниматься в горы, он начал раздражать эсэсовца – кстати, его звали фон Кнобельсдорф. Но юноша тем не менее не уходил. И я купил у него абсолютно не нужный мне шаманский барабан, чтобы он наконец ушел и офицер СС не пристрелил его, – а я был уверен, что этот тип способен на такое, если вспылит. Но странное дело: как только я приобрел эту вещицу, у меня словно пелена упала с глаз; я немедленно прервал участие в экспедиции и вернулся в Лхасу. Этот поступок, однако, произвел на фон Кнобельсдорфа неожиданный эффект, который я мог бы предвидеть, если бы задумался хоть на секунду. На самом деле я все-таки предугадал его дальнейший ход – пусть уже и на половине спуска с горы – и принял меры предосторожности.

Кроу провел языком по нёбу, чтобы запах бренди смешался с потрясающим ароматом сигареты. «Способность наслаждаться такими вещами – отличительная черта человеческой природы», – подумал он. Звери обычно избегают дыма и крепкого алкоголя. Харбард тем временем подался вперед на стуле и сказал:

– Конечно, фон Кнобельсдорф не мог себе представить, что он мне просто чертовски надоел и я отправился домой именно поэтому. И он решил, что я заполучил что-то стóящее. Естественно, мне пришлось кое-что предпринять. К счастью, в Лхасе я познакомился с британскими путешественниками, которые готовились к экспедиции на Тибетское плато, где собирались искать заброшенные города. Я прилип к ним как приклеенный, а это означало, что теперь СС было сложнее меня пристрелить и забрать мой барабан.

– Почему вы его просто не выбросили?

– Эсэсовцы решили бы, что я его спрятал, и бог его знает, что бы они тогда со мной сделали. Нет, я подумал о Джеймсе Фрейзере[32]. Вы ведь помните сэра Джеймса Фрейзера, не так ли, Кроуфорд?