Инес не выдержала:

— Отец, Бьянка лишь хочет, чтобы с Франческой обошлись по закону!

— Не тебе учить меня законам! — ещё больше разошёлся дон Сакетти. — Ступай лучше займись приличными делами, вместо того чтобы портить глаза над книгами! Вот уж действительно погибель для слабого женского ума! Пока ты напрасно жжёшь свечи, твои слуги бездельничают, а супруг бродит по коридорам, словно тень!

От этого несправедливого обвинения Инес внутренне сжалась. Это прозвучало как издевка. Не её вина, что Энрике вернулся из моря совсем другим! Весь вчерашний вечер он провёл с доном Сакетти, ночью ушёл куда-то, а сегодня целый день рассеянно смотрел вдаль и отвечал невпопад. Инес с болью подумала, что в Венетту вернулось лишь тело, тогда как душа Энрике, вероятно, осталась где-то там, в сражении возле островов Иллирии… Она могла лишь надеяться, что когда-нибудь душевное спокойствие к нему вернётся.

Отец знал, как её уязвить. Не желая больше с ним спорить, она положила Бьянкино письмо обратно и направилась к двери. Напоследок решила всё-таки предупредить:

— Я не знаю, насколько тяжелы преступления синьориты Франчески, но надеюсь, что вы, отец, не запятнаете наше имя каким-нибудь неосторожным поступком!

Хлопнув ладонью по столу, дон Сакетти прикрикнул:

— Я сказал, ступай к себе в комнату!

Некоторое время они молча смотрели друг на друга одинаково заиндевелыми светлыми глазами. В другое время Инес поспешила бы укрыться от отцовского гнева, но не сейчас. Ей казалось, что крылья грифона незримо раскрываются у неё за спиной. Она уже перешагнула ту грань, когда её можно было напугать гневным окриком или пощёчиной.

— Хорошо. Доброй ночи, отец.

* * *

Возвращаясь к себе, Инес так кипела от гнева, что казалось, факелы в коридорах ярче вспыхивали в такт её шагам. Она удивилась, увидев, что Энрике ещё не в постели. Похоже, никому в Золотом дворце не спалось в эту ночь! Её муж сидел возле раскрытого окна, прислушиваясь к ночным шорохам, и смотрел на пламя свечи. Может быть, он снова и снова перекраивал в уме ту проигранную битву.

— Где ты была? — спросил он с добродушным безразличием.

К злости на отца в растревоженной душе Инес добавилась обида на мужа. Ей захотелось ответить «у любовника», нарочно оговорить себя, чтобы посмотреть на его реакцию. Но она побоялась, что даже это заявление Энрике встретит с обычным прохладным спокойствием. И что ей тогда делать?

— Меня вызвал отец… по делу Франчески Строцци.

Лицо Энрике заметно передёрнулось:

— Эта ведьма! Терпеть её не могу!

— Одно время ты был с ней помолвлен, — поддразнила Инес.

— Не напоминай! — с досадой поморщился её муж. — Иногда мне кажется, что кьямати — это какое-то проклятие нашей семьи! Отец словно помешался на магии, потом захотел женить меня на магичке и, наконец, погиб из-за магии, когда синьор ди Горо отнял её у него!

— Уверена, что синьор ди Горо здесь не при чём, — спокойно заметила Инес, вспоминая то, что читала в книгах. — Ни один человек не способен отнять эту магию у другого. Море само решает, с кем ему говорить.

— Можно подумать, ты что-то понимаешь! — снисходительно усмехнулся Энрике.

Инес холодно посмотрела на мужа:

— Знаешь, несколько дней назад мне приснился сон: три галеры под нашим флагом подошли к Иллирийским островам, когда им наперерез из-за мыса вышли четыре «фиескийца». Две галеры сразу сцепились, а спустя некоторое время ещё один из наших кораблей поспешил на помощь товарищу…

Теперь Энрике смотрел на неё, не отрываясь, и в его глазах загорелось изумление, смешанное со страхом.

— Это дон Сакетти тебе рассказал!

— Нет, не он. Я видела тебя, стоящего на корме рядом с синьором ди Горо… А потом — тебя вместе с Реньером.

— Алессандро сам виноват! — не сдержавшись, выпалил Энрике. — Если бы он сразу напал на Маньяско, мы успели бы расквитаться с ним до того, как появились тарчи!

— Не думаю, что дон Маньяско так легко позволил бы с собой «расквитаться»… и мне странно, что ты во всём стараешься обвинить синьора ди Горо. Раньше вы как будто неплохо ладили. Один раз он даже помог тебе во время регаты, помнишь?

В другое время Инес никогда не стала бы напоминать Энрике о той гонке в День Изгнания, закончившейся для него позором, но сегодня её словно подталкивала какая-то чужая сила.

— Раньше я просто не знал, что он за человек! — запальчиво воскликнул Энрике.

— Ты не знал, что он способен общаться с морем, а теперь, вероятно, подумал, что если бы ты в своё время овладел магией кьямати, то ваши отношения с отцом могли бы сложиться совсем по-другому. Тебе жаль, что дар достался синьору ди Горо… Вот в чем кроется причина твоей неприязни! Разве я не права?

— Нет! — Энрике даже вскочил. — Я всегда говорил, что живущих-под-волнами лучше оставить в покое! Я никогда не хотел получить эту магию для себя и надеялся, что отец тоже откажется от этой затеи! И если хочешь знать — да, я рад, что синьор ди Горо сгинул в море, потому что это морское чародейство опасно для всех нас!

— Ты боишься.

— Если бы ты видела магию в действии, ты бы тоже боялась!

— Но я видела! Говорю же, я была с вами на корабле. Во сне я была грифоном.

Энрике недоверчиво рассмеялся. Он, конечно, заметил пустую колонну на площади — она сразу бросалась в глаза, и успел узнать последние слухи. Внезапное «оживление» грифона — это поистине необыкновенный случай. Но какое отношение к нему могла иметь Инес, его кроткая бессловесная жена?

— Лучше бы тебе не увлекаться такими фантазиями, — посоветовал он.

— Я сначала тоже боялась кьямати… Но потом поняла, что если вечно кутаться в свой страх, как в одеяло, то не сможешь защитить то, что действительно любишь, не сумеешь по-настоящему стать собой!

Глядя на Инес, Энрике не на шутку рассердился. Что с ней творится? Раньше он был уверен, что знает её насквозь, а теперь она молча смотрела на него, и по её лицу было невозможно догадаться, что она думает или чувствует. Её ироническая улыбка напоминала лисий капкан, спрятанный в траве. Словно бы перед ним стояла не Инес, а холодное существо, скрывающее мощь и тайны за хрупкой золотистой внешностью. Вместе с тем в ней появилась какая-то дразнящая привлекательность… Разглядывая жену, будто незнакомку, Энрике сглотнул, не в силах отвести взгляд от сияния двух полуружий в её декольте. Вдруг подумалось, зачем они вообще тратят время на какие-то пустые споры?

— Я просто волнуюсь за тебя, — сказал он примирительным тоном, подчиняясь внезапно вспыхнувшему чувству. — Забудь, это неважно. В Венетте осталась лишь одна ведьма, сидящая в Карчери, и теперь, когда она лишилась своего заступника, дон Сакетти быстро с ней разберётся.

Инес вздрогнула, но Энрике этого не заметил. Створка окна качнулась, впустив в комнату струю свежего ночного воздуха.