– Все.

– Живой? – посмотрел на скрючившегося на земле Рикошета Журналист.

– Вроде, – не очень уверенно ответил тот.

– У дураков свое счастье, – мрачно изрек Журналист.

– Это ты про кого? – насупился Рикошет.

– Не про тебя, – заверил его Журналист.

– Жалко Живоглота, – приподнявшись, Рикошет посмотрел туда, где упал подстреленный сталкер. – Хороший был мужик.

Сказал и как-то странно двинул плечами, будто лопатки хотел вместе свести.

– Вот же… Черт…

Рикошет подхватил валявшийся на земля сучок, засунул его конец под бронежилет и принялся отчаянно скрести спину.

– Что с тобой? – почуял неладное Гупи.

– Не знаю… – Рикошет еще интенсивнее задвигал палкой. – Чешется жутко…

– Давно?

– Да нет…

– Раздевайся.

– Зачем?

– Раздевайся, тебе говорят.

– Да все в порядке.

– Ну, и иди к черту, – отвернулся Гупи.

– Ладно…

Рикошет кинул палку, расстегнул разгрузочный жилет, снял куртку и стянул через голову бронежилет.

– Ох, и не хрена себе! – только и произнес, взглянув на спину Рикошета, Вервольф.

Вся спина «монолитчика» была оплетена паутиной из толстых, едва ли не в палец толщиной, похожих на синие, распухшие вены, вздутий. Странные образования пульсировали, как будто внутри них кто-то двигался. С левой стороны подкожные вздутия перебирались на плечо и, частично, на грудь. И кровоточили в тех местах, где Рикошет скреб их палкой.

– Ну, что там, – вывернув шею, «монолитчик» попытался посмотреть себе на спину.

Муха протянул палец и осторожно надавил на одно из вздутий.

– Ты что, сдурел! – ударил его по руке Гупи.

– По-моему, это какой-то паразит, – не очень уверенно предположил Муха.

– А, по-моему, это то, что уже не лечат, – поставил свой диагноз Вервольф.

– Как ты вообще себя чувствуешь? – спросил Рикошета Шрек.

– Да, нормально, – ответил тот. – Только чешется…

– Еще бы, – мрачно хмыкнул Вервольф. – Чтобы такое – и не чесалось…

– Да что там, в конце-то концов? – воскликнул уже всерьез напуганный Рикошет.

– Тихо, тихо, – успокаивающе похлопал его по плечу Гупи. – Ща во всем разберемся, – он посмотрел на Журналиста. – Что ты об этом думаешь?

– Я согласен с Вервольфом, – ответил тот. – Попытайся вспомнить, где и в какое дерьмо ты вляпался.

– Да не было ничего!

– Ну, значит, ты с этим родился.

– Он к стене спиной прислонился, – вспомнил Гупи.

– К какой стене?

– Ну, там, в Дэд-Сити… Мне сразу она не понравилась, нехорошая квартира.

– Та, из окна которой Гейтс снайперов снимал?

– Нет, та что за стеной. Дверь в которую не открывалась.

– А при чем тут дверь?

– Не знаю… Но это нехорошо.

– А еще кто-то долбился в дверь с другой стороны, – напомнил Вервольф.

– Полтергейст, – сказал Журналист.

– Но, полтергейст-то, вроде бы, не заразный, – не очень уверенно заметил Муха.

– Зато злой, как зараза, – усмехнулся Вервольф.

– Не заразный, но порчу навести может, – сказал Журналист.

– Так, значит, у Рикошета на спине – это порча?

– Не знаю, – покачал головой Журналист. – Но, точно, какая-то гадость.

– Чешется жутко, – снова пожаловался Рикошет.

Гупи тяжело вздохнул и полез в рюкзак.

– Откуда это у тебя? – спросил Гейтс, увидев в руках Гупи диагностическую аптечку-инъектор.

– Оттуда же, откуда у тебя защитный шлем, – вставив в инъектор картридж, сталкер прилепил его на изуродованную безобразными вздутиями спину «монолитчика».

На дисплее замигал зеленый индикатор – идет сбор и обработка данных.

Вервольф с сигаретой в руке присел напротив Рикошета и, задумчиво глядя на него, затянулся.

– Что? – нервно дернул подбородком «монолитчик».

– Теперь ты знаешь, что у Монолита просить, – осклабился «грешник».

– А ты?

– А я еще не решил.

– Монолит не спрашивает, чего ты хочешь, – сказал, глядя в сторону, Журналист. – Он выполняет твое самое сокровенное желание. О котором ты и сам, может быть, не знаешь.

– А… – Вервольф махнул рукой и запустил окурок в кусты.

На дисплее анализатора погас зеленый индикатор. Появилась надпись на английском.

– Чего тут написано? – спросил у Шрека Гупи.

– «Заболевание не диагностировано», – прочитал американец. – «Рекомендовано симптоматическое лечение».

– Ну, ладно, – согласился с таким выводом Гупи и коснулся пальцем окошка ОК.

– Все, песец тебе, Рикошет, – сплюнул в сторону Вервольф. – Даже американская техника отказывается тебя лечить.

– А чо ты лыбишься-то! – сразу схватился за автомат Рикошет.

– Да вот, подумал, обидно, наверное. Ведь, почти уже дошли, а ты залетел. Обидно, а?

– Какое там, дошли, – усмехнувшись, махнул рукой Журналист. – Все самое интересное только начинается.

Гупи вытащил из анализатора использованный картридж и убрал прибор в рюкзак. Тратить картриджи на Рикошета больше не буду, решил для себя Гупи. Ему все равно уже не поможешь, а лекарство и самому может потребоваться. Журналист знает, что говорит.

Ночь прошла спокойно. Только под утро уже завязалась перестрелка с группой зомбированных сталкеров, вышедших на огонек. Было их пять человек. На этот раз никто знакомых не приметил, поэтому и встретили чужаков слаженным огнем из пяти стволов, сразу уложив двоих. Еще двоих подстрелил Гейтс из снайперской винтовки. Последний куда-то запропастился. Может, был ранен и уполз умирать куда-то под кусты. А может, несмотря на промытые мозги, все же понял, что в данной ситуации лучше ретироваться.

Завтракать сели возле небольшого костерка.

Никакой необходимости в огне не было, но с ним как-то уютнее.

Гупи чувствовал себя совершенно разбитым. Утро без чашки свежесваренного кофе – это не утро, а кризис тяжкого похмелья.

О болезни Рикошета все, будто сговорившись, молчали. Но каждый то и дело поглядывал на «монолитчика». Рикошет не говорил, как он себя чувствует, и про голоса, что слышал вчера, молчал. Но выглядел он заметно хуже, чем накануне. Мало того, что теперь он, почти не преставая, скреб спину, плечи и грудь, синюшные вздутия появились у него на шее и на кистях рук. А лицо сделалось болезненно бледным.