Я кивнул. Оглянулся на генерала – тот отвёл взгляд, но сделал вид, что смотрит на часы. Петрович, конечно, врач, ему виднее, у него на руках анализы там всякие… Я же, кажется, начинал терять веру. Но если не я, то кто будет верить?

– Ладно, работайте, – преувеличенно громко сказал Соболев-старший, развернулся и зашагал по коридору. Я проводил его взглядом и тоже собрался назад, в свой кабинет.

– Соболев считает, что она не жилец, – в спину мне бросил Петрович. – Думает отключать её. Так что лучше заходи, Небылицын…

Предпоследней усвоенной мной истиной было банальное «никогда не сдавайся», и именно после этого разговора я её и вызубрил. Конечно, мне казалось глупостью то, что Ника могла бы чувствовать себя лучше после моих посещений, но уже через две минуты я был в нужной палате. Ника была похожа на тень тени себя самой, и на мгновение я застыл на пороге, не понимая, почему Петрович ещё не констатировал смерть. Только тихое пиликанье кардиомонитора убедило меня в том, что ещё рано это делать.

– Ника… – еле слышно позвал я.

Конечно, поверить в то, что она сейчас внезапно придёт в себя, было ещё более тупым поступком, чем поверить словам Петровича. Но я зачем-то подошёл к кровати, взял девочку за руку, с силой сжал. Её кожа была влажной и холодной, но именно в ту секунду, когда я её коснулся, ресницы Ники дрогнули.

– Петрович говорит, что от моего присутствия тебе будет легче, – тихо продолжил я. – Если так, то я от тебя не уйду, обещаю. Мы справимся вместе, ясно?

Клянусь, я почувствовал, что она кивнула. Не знаю, каким образом. Я машинально сжал её руку ещё крепче и собирался ещё что-то сказать, но в наше уединение вмешался тот, кого я меньше всего ожидал здесь увидеть.

– Небылицын, – послышался голос Оздоева над ухом. – Твой клиент с минус второго сейчас сдохнет. Топай туда.

Я не успел ответить.

– Если он сейчас уйдёт отсюда, сдохнет она, – послышался резкий голос Петровича. – Возьмёшь на себя такую ответственность?

Я оглянулся на этих двоих. Лейтенант и врач смотрели друг на друга, не дрогнув ни на секунду, а в это время на кону стояла жизнь сразу двоих «искаженцев». Почему-то я поверил обоим, и так же, как они, не мог взять на себя ответственность. Не мог выбрать.

Шикнула рация.

– Оздоев, где тебя носит? – прохрипела она голосом генерала.

– У Сафоновой в палате, – мгновенно отозвался лейтенант. – Она…

– Александр Сергеевич! – вспыхнул Петрович. – Вы…

– Заткнулись оба, – велел Соболев-старший. – Небылицын там?

– Да, – хором ответили они.

– Пусть выйдет, – велел генерал. – Нам надо поговорить.

А вот эта была их усвоенная истина, с которой я категорически отказывался мириться – слепая вера в то, что Соболев всегда прав и всегда знает, как лучше поступить. Ладно, я психолог, я знаю, как велика сила авторитета, какое значение имеют генеральские погоны для простых солдат, но всему должен быть предел. Я поднялся на ноги, желая возразить, но Петрович и Оздоев подхватили меня и вытолкали из палаты, не говоря ни слова. А там, в коридоре, мне уже ждал Соболев.

– Пойдём, – велел он и жестом указал в сторону лифта.

Я собирался уже возмутиться, но он остановил меня. Мы прошли в лифт, и он нажал на кнопку первого этажа, что ещё сильнее разожгло мой гнев. На минус втором находился его сын, на минус первом – Ника. На первом располагался его кабинет.

И я снова открыл рот, чтобы высказаться, но не успел.

– Скажи, Небылицын, – негромко заговорил Соболев-старший, – когда у тебя день рождения?

– Какое это имеет значение? – вспыхнул я. – Вы…

– Очень важное, – невозмутимо перебил меня генерал. – Ну?

Я поднял палец вверх, собираясь пройтись по полной программе, но неожиданно не смог выдавить из себя ни звука. Я просто не знал.

– А где ты родился, скажешь? – продолжал Соболев. – Где диплом получил? – Он помолчал немного. – Кстати, в первый день нашего знакомства ты обещал его занести, но так и не занёс.

– Потому что ни разу не вышел отсюда, – не своим голосом прохрипел я.

– О, кстати об этом, – ухмыльнулся генерал. – А что мешало-то? Вроде никто тебя здесь не держал. Даже хуже того – ты не подписывал договор, тебе не платят зарплату. Ничего не смущает?

Лифт давно остановился, двери открылись и закрылись, а мы по-прежнему смотрели друг на друга. Мне было трудно дышать. Я постепенно начинал понимать, к чему он клонит, хотя и отказывался признавать это.

– Сложи два плюс два, а потом подумай вот о чём, – продолжил Соболев-старший. – Мой сын всё-таки справится и без твоей помощи, хотя надо признать, ты бы лучше подошёл для этой роли. Но мы уже придумали, как обойтись без тебя, понимаешь? А есть кое-кто, кому не выжить, если ты будешь бездействовать.

Он нажал на кнопку и вышел на своём этаже, а я прислонился спиной к стенке и зажмурился.

Как фотографии в альбоме, перед глазами принялись перелистываться воспоминания.

Наша первая встреча с Никой. Она очень странно смотрела на меня, удивлялась тому, что я появился как раз вовремя. Но ещё больше её удивлял мой свитер, который я дал ей. Кстати, я больше его не видел, как будто он растворился в воздухе…

А что насчёт того, как Ника представила меня лейтенанту? «Это искажение», сказала она тогда. О боже…

Искажение Соболева-младшего охотно забрало все мои силы и довело меня почти до обморока. Так же охотно, как чужое искажение.

Я появился буквально из ниоткуда. Так тогда Ника сказала?

Я открыл глаза, протянул руку и нажал на нужную кнопку. Неожиданно пришло понимание, как сделать то, что я должен был сделать.

Есть последняя истина, которая, как это и положено в лучших историях и лучших сюжетах, открылась под конец. Героя определяет не только умение находиться в нужном месте в нужное время, иногда важно и вовремя уйти. Только это… только слишком тяжело вот так взять и решиться.

Несколько минут спустя я оказался на пороге комнаты Ники. Не стал заходить – побоялся, что в последний момент сдамся и малодушно сбегу. Оглянулся на всякий случай, чтобы убедиться, что ни Петровича, ни его коллег нет поблизости.

– Ник, я не справился, – тихо сказал я.

Конечно, она не могла ответить. Конечно, я могу ошибаться, но мне показалось, что она стала чуть менее бледной, а на щеках даже появился слабый румянец.

– Я пообещал тебе, что не уйду, что бы ни случилось, – продолжал я, – но не сдержал обещание. Прости меня, пожалуйста.

Я малодушно надеялся на чудо. Думал, сейчас она поднимется с кровати, подбежит ко мне, скажет, что в этом нет нужды. Что я всё-таки должен остаться, хотя бы для того, чтобы вытащить младшего Соболева, а не только её. Что…