Города, в которых произошло ужасное, обнесли стенами и закрыли. Но поздно. Те, кто успели сбежать, – успели сбежать, и на какое-то время «хаос» стал единственным подходящим словом для описания происходящего.

«Рано или поздно, – говорил Хавьер, – всё заканчивается», и Эмбер рада тому, что появилась на свет, когда всё уже если не закончилось, то устаканилось точно. Она понятия не имеет, как жила бы в разгар Апокалипсиса, но вот этот новый, пытающийся заново отстроиться мир ей подходит. Не хаос и неразбериха, не суета и сумятица, не ужас и паника, не созерцание своими глазами того, как всё распадается на куски, но что-то другое, больше похожее на возвращение к жизни… Ей это подходит.

Правда, она совсем не уверена, подходит ли ей то место, возле которого она стоит и не дышит сейчас. Город, который всё ещё помнит хаос и неразбериху, суету и сумятицу, ужас и панику, и то, как всё распадается на куски. Город, который окружили стеной и попытались забыть.

Мёртвый, искалеченный город – и горстка людей, которые совсем скоро попытаются войти в него и сыграть, по сути, на деньги, а получится, скорее всего, на выживание.

Антонио оглаживает край шляпы.

– Мы подлатали стену там, где она разрушилась, и завезли ещё живых мертвецов. Никто не знал, остались ли они здесь, так что решили не рисковать.

– И скольких вы завезли? – спрашивает Лисса, перекидывая волосы за спину.

Антонио усмехается.

– Около пары сотен. Может, чуть больше.

Зубы Эмбер начинают стучать. Она обхватывает себя руками за плечи. Калани стоит рядом, решительный и бледный, улыбка Лиссы чуть меркнет – но тут же начинает сиять. Под прицелом камер она не собирается нервничать. А камеры тихо стрекочут, и журналисты что-то шепчут друг другу, а Кассандра возвышается над ними, по-прежнему красивая и голодная, и Эмбер на мгновение задумывается о том, как именно они планируют снимать финальную гонку.

Мысль, впрочем, тут же уходит, вытесненная целым роем других.

Что вообще будет представлять из себя эта последняя гонка? Каковы её правила? Как определится победитель? Есть ли у них хоть какие-нибудь гарантии хотя бы относительной безопасности? Как уйти на самокате от целой армии живых мертвецов?

Самое страшное: сколько участников дойдёт живыми до финиша?

Она ловит взгляд Вика – растерянный и как раньше пронзительный, но уже через секунду он отводит глаза. Его ресницы опускаются, губы кривятся в привычной усмешке, и Эмбер отворачивается, чувствуя себя так, будто долго-долго бежала, а потом остановилась на самом краю, и теперь пропасть смотрит ей в лицо и смеётся. От пропасти веет холодом, и хуже всего – знать, что раньше на её месте цвёл сад.

Тупое сравнение. Она закусывает губу.

– Этот город – ваша новая трасса. С препятствиями и опасностями, как раньше, только намного длиннее… Сегодня вы войдёте внутрь, – объясняет Антонио, кивая на ворота в сотне метров от них.

Створки выглядят тяжёлыми, монументальными. Такими, как будто их собираются открыть только раз, чтобы потом никогда больше к ним не прикасаться.

Судя по лицам остальных, они думают примерно о том же. Калани оценивающе оглядывает ворота и качает головой. Макс накрывает ладонью родимое пятно на шее, как всегда в минуты волнения. Кэт щурится, сплёвывая на землю. Вик стискивает зубы так, что заострившиеся скулы резко выступают вперёд. Лисса улыбается, поправляя воротник кожаной куртки.

Иногда Эмбер кажется, что другого выражения лица у Лиссы просто не существует.

– А где здесь финиш? – спрашивает она всё с той же улыбкой.

Антонио улыбается в ответ, и Лиссе стоит у него поучиться.

– Это вам и придётся узнать.

Эмбер сжимает кулаки так, что ногти впиваются в кожу. Возмущение накрывает её с головой, но спорить нет смысла, и это ужасней всего.

«Это спорт», – думает она. Спорт, правила в котором, похоже, меняются каждую секунду.

Это игра. И правила пишет совсем не она.

И не её одну это злит.

Кэт выступает вперёд.

– Что ещё вы нам не сказали? – Её голос жёсткий и хриплый, в нём бурлит неприкрытая ярость, но на самом деле Кэт некуда отступать.

Не нужно быть знатоком человеческих душ, чтобы понимать: что бы ещё от них ни утаили, Кэт никуда не денется. Она войдёт в эти ворота и попытается найти выход из города. Не из принципа или боязни показаться слабой, как не отказались бы Лисса и Вик, но просто потому, что ей нужны деньги. И выбора нет.

Выбор, пожалуй, есть только у Эмбер, потому что её не держит в заложниках ни нужда, ни гордость, ни что-то ещё. Но выбор ей и не нужен: что бы от них ни утаили, Эмбер будет играть.

Уже сейчас вместе со злостью она ощущает в крови адреналин и азарт. Ей не нужна победа – во всяком случае, та, которая деньги, но от самой игры она ни за что не откажется.

– Всё в порядке. – Лилит выступает вперёд. Её рука успокаивающим жестом ложится на плечо Антонио, вот только предназначен её жест вовсе не для него, а скорее для всех остальных, которые готовы взорваться. – Ничего нового и необычного. Город – ваша новая трасса, этакий лабиринт. Такие же препятствия, только часть из них естественного происхождения, такие же живые мертвецы…

– Только часть из них – естественного происхождения, – фыркает Лисса.

Строго говоря, вряд ли тот кошмар тридцатилетней давности можно назвать естественным происхождением. Но сейчас это никого не волнует.

– Просто на этот раз трасса немного длиннее, – продолжает Лилит, – и, конечно, сложнее, ведь это финал.

Эмбер пытается прикинуть, сколько времени понадобится для того, чтобы проехать весь город на самокате. Теоретически, если финиш нужно просто найти (и тут на помощь вполне может прийти простое везение), всё может закончиться очень быстро, буквально за пару часов. Только вряд ли кому-то из организаторов интересен такой вариант, поэтому, скорее всего, финишные ворота спрятаны так хорошо, что их будет сложно разглядеть, даже проехав мимо несколько раз.

Поэтому…

– И сколько продлится финальная гонка? – Вик озвучивает её мысли, и это не должно удивлять, но удивляет, как если бы та самая пропасть вдруг решила с ней заговорить о погоде.

Рука Лилит на плече Антонио сжимается чуть сильнее. Короткие пальцы комкают его грубую куртку.

– Столько, сколько потребуется для того, чтобы все, – Лилит на мгновение запинается, – нашли финиш.

– Все живые, конечно, – безжалостно уточняет Антонио. Слова как выстрелы пистолета тогда, на стадионе, только вместо Джулиана все финалисты.

Эмбер снова чувствует лёгкую злость. С нехорошей усмешкой она думает о том, что Дженни предложила бы ей остаться в этом городе навсегда – ну, на случай, если выиграет Вик, ведь это гарантированно испортит ему радость победы: гонка не будет считаться законченной, пока последний живой не пройдёт через финишный створ, а значит, и награды Вик не получит.