С тех пор они почти не виделись с Буровским, зато в память о старых временах самиздата Валера уговорил Наташу возглавить созданную при «Валгене» библиотеку эзотерической литературы. За прошедшие годы Наташины щеки потеряли свой розовый цвет, пожелтели и обвисли, но краснела она все так же горячо и стремительно. Валера обнаружил это, однажды встретив Наташу у себя в приемной.

– А я тебя здесь жду, – сказала она. – Можно?

Секретарша Настя – предшественница Лики – принесла травяной чай, Наташа опять вспыхнула и сказала, что на той неделе из Сибири приезжает Витя и очень хочет повидаться с Валерой: все эти годы он учился у сибирских шаманов, теперь собирается открыть в Москве школу шаманизма и думает, что Валере должно быть интересно.

Валера грустно улыбнулся:

– Этот человек когда-то объяснял, что идущий по пути праведника должен отказаться от всего, а теперь придет ко мне и будет просить у меня денег. Знаешь, я, наверное, не хочу это видеть. Это разрушит его образ.

Но и без Вити в просторном Валерином кабинете побывало множество малознакомых людей из его прошлой жизни, которые мнили себя художниками, философами или писателями и считали, что Валера своими деньгами должен их поддержать… или хотя бы организовать выставку, оплатить тираж нового романа, издание интеллектуального журнала. Через полгода таких визитов Валера с удивлением обнаружил, что внутри у него окрепло то самое неэмоциональное спокойствие, в котором нет ни гнева, ни привязанностей и о котором он столько читал. Он улыбался посетителям, предлагал чаю или коньяку, кивал, выслушивал безумную похвальбу и столь же безумные планы и, не переставая улыбаться, говорил, что ничем не может помочь. Когда дверь за гостями закрывалась – а чаще раздраженно захлопывалась, – Валера о них забывал. Эти люди были как облака, плывущие по небу, и как облака не могут скрыть от истинно мудрого бескрайнее небо, так и эти люди не могли помешать Валере созерцать переменчивое течение времени, бурный поток исторических событий.

– Мы стоим на пороге перемен, – объясняет он сыну, – все то, что ты наблюдаешь в политике или в экономике, – это только внешнее проявление сложных внутренних процессов, носящих, по сути, духовный характер. Главное – видеть силовые линии, по которым движется этот мир. И тогда у тебя открывается возможность даже не влиять на это движение – я не так самонадеян, – не влиять, но влиться в этот поток… если ты понимаешь, что я имею в виду.

Андрей кивает. Он сидит, глубоко утонув в кресле, перекинув ногу на ногу. В дырке кроссовки виднеется большой палец, но Валера этого не замечает.

– Новые возможности, – продолжает он, – не для меня – для всех нас. То, что мы делаем… то Учение, которое мы несем людям, оно ведь универсально, оно едино для России, Америки, Индии. На следующей неделе я лечу в Калифорнию, у меня там встреча с одним из учеников Кастанеды. Мы будем делать совместные программы, принесем Тенсегрити в Россию. В Англии меня обещали свести с теми, кто получил передачу напрямую от Ордена Золотой Зари, и мы…

Услышав впервые про Золотую Зарю, Валера сразу вспомнил Аллу: когда-то она сказала ему, что ее бурятское имя Алтантуя означает Золотая Заря. Валера увидел в этом знак и уже несколько лет искал наследников Кроули, Мейчена и Йейтса.

Алла позвонила три дня назад – впервые за восемнадцать лет, впервые с тех пор, как уехала из Москвы. Поэтому Валера и позвал Андрея.

– Ну ладно, хватит обо мне, – прерывает он себя. – Я вот что хотел сказать. На той неделе из Казахстана приезжает твой двоюродный брат Илья, сын дяди Бориса. Его мама просила помочь парню, а я, как назло, улетаю в Штаты. Хотел тебя попросить, можно? Пусть он у тебя поживет недельку, покажешь ему Москву, ладно?

Андрей безразлично пожимает плечами.

– Можно, – говорит он. – Я как раз закончу перевод к понедельнику… все равно хотел передохнуть.

– Вот и славно. – И Валера добавляет с улыбкой: – Только денег возьми, хорошо? Чтобы, ну, вы нормально отдохнули.

Валера подходит к столу и вытаскивает из ящика пачку долларов. Отражение глядит на него из полированной глубины, прищурившись, как крокодил Гена. Деньги дают свободу, вспоминает Валера слова своего бывшего куратора, нынешнего партнера. Он тогда ответил моя свобода всегда со мной, но с тех пор нет-нет да задумывался… что ни говори, с деньгами-то свободы побольше.

Андрей сует деньги в карман замызганной куртки.

– Этот Илья… он мне позвонит? Или как?

– Да, конечно, – говорит Валера, – я дам ему телефон и адрес. Когда будешь уходить, попроси Лику зайти ко мне… ну, мою секретаршу…

Андрей кивает. Ему девушка в предбаннике вовсе не показалась похожей на лисичку: в его глазах длинные ноги придавали ей сходства с цаплей, хищным и цепким взглядом выискивающей в болоте лягушек, обреченных на заклание.

Выходя из кабинета, Андрей замечает, что все еще держит в руках визитку. Сначала хочет выкинуть, но потом все-таки засовывает в задний карман джинсов. Выкину на улице, думает он.

Лишь после ухода Андрея Валера понимает, что не давало ему покоя уже несколько дней: ни Алла, ни папа никогда не говорили, что у дяди Бориса был сын.

Илья звонить не стал, просто появился рано утром, разбудив Андрея визгливой трелью домофона. Пока он поднимался на лифте, Андрей успел плеснуть себе в лицо водой и влезть в джинсы. Так и открыл дверь – голый по пояс, небритый и сонный.

Илья оказался невысоким худым пареньком восточного вида, чем-то похожим на Виктора Цоя и Брюса Ли. Черная кожаная куртка, потертые темно-синие джинсы, большая сумка Adidas через плечо.

– В ванную можно? – спросил он, расшнуровывая тяжелые ботинки.

– Конечно, – ответил Андрей, – я пока чего-нибудь поесть соображу.

– Поесть – это хорошо, – сказал Илья. – Я постараюсь недолго.

«Недолго» превратилось минут в сорок. С тоской поглядев на остывшую глазунью, Андрей стукнул в дверь ванной:

– Ты скоро?

– Не знаю, – ответил Илья. – Да заходи, чего ты херней страдаешь?

Андрей передернул плечами и вошел. В ванной было влажно и туманно, Андрей не сразу уловил какой-то незнакомый резковатый запах.

Илья полулежал в ванне, высунувшись из воды по плечи. В правой руке он держал папиросу, во влажном воздухе дымок не струился, а едва стлался над водой.

– Хочешь? – спросил Илья.

– У меня свои, – ответил Андрей. – И, кстати, Илья, у меня не курят в ванной.

Илья хихикнул и загасил окурок.

– Прости, я не знал. И вообще, – добавил он, – можешь звать меня Ильяс.

– Хорошо, – Андрей пожал плечами.

– По-арабски это значит «любимец Аллаха».

– Ты мусульманин? – поколебавшись, спросил Андрей.

– Нет, ты что? Просто в Казахстане вырос. – Илья засмеялся. – А так я, конечно, и мусульманин, и буддист, и атеист, и даже христианин немножко.