После ванны, когда Жизель вытерлась мягкой простыней, Ансель указал ей на одежду, которую на кровати разложила одна из служанок. Ей не хотелось переодеваться, потому что этим самым она словно показывала, что согласилась со своей участью. К сожалению, служанки уже унесли костюм пажа, так что нужно было либо одеваться в эту одежду, либо оставаться голой. Когда Жизель покончила с одеванием, Ансель снова оглядел ее, одобрительно кивнул и ушел, оставив ее одну. Она нахмурилась, услышав, как на двери тяжело прогремел засов.

Задыхаясь от страха и отчаяния, Жизель кинулась на постель и разревелась от души. Легче от этого не стало, но теперь ей не скоро снова захочется пролить слезы. Самое последнее дело – показать свою слабость перед Вашелем или одним из его приспешников.

Впереди ее ждало изнасилование. У нее росла уверенность, что именно такую участь ей уготовил Вашель. Тот, кто не знал его, мог бы подумать, что он вот-вот дарует ей прощение, что, может, даже выпустит на свободу, но она-то прекрасно знала этих людей. Ансель осмотрел ее, чтобы убедиться, что она ничем не больна. Он сделал это, чтобы быть уверенным, что она чистая и ничем не заразит его хозяина, когда тот уляжется на нее.

Найджел так искусно освободил ее от страхов, так осторожно убедил, что страсть может быть чем-то прекрасным. Но все равно она не забыла жестокость и грязь, в которые окунулась из-за мужа. И, наверное, никогда не забудет. Найджел помог ей сгладить остроту воспоминаний. Зато теперь еще один Дево снова готов разрушить то, что удалось восстановить. Ей вновь придется пройти через ужас и унижения. Все, что было у нее с Найджелом, будет изгажено. Прекрасные воспоминания заменят новые, полные злобы и боли. Жизель поняла, что это самое горькое.

Загремел засов, и дверь медленно открылась. Жизель подавила острое желание спрятаться где-нибудь в огромной комнате, как испуганный ребенок. Она стояла, выпрямившись, и смотрела, как в комнату входил Вашель. За ним молчаливой тенью проскользнула служанка, которая поставила на столик у кровати поднос с фруктами и вином и, не издав ни звука, выскользнула из комнаты. Когда дверь закрывалась, Жизель краешком глаза увидела, что там снаружи стоял Ансель.

Она напряглась. Вашель подошел поближе и длинными бледными пальцами дернул ее за отросшие кудри. Было странно видеть перед собой потрясающе красивое лицо и знать, что оно принадлежит дьявольски жестокому человеку. Жизель не обманывалась на счет его настоящей натуры. Мишель, кстати, тоже был красив. Ей подумалось, что такова, наверное, природа справедливости, потому что, если бы у таких людей лица были уродливыми, как и души, тогда их можно было бы легко распознать.

– Ты даже обрезала волосы, – промурлыкал Вашель. – Это модно – завивать волосы, когда они отрастают?

– Я их не завиваю. – Оттого, что он рассматривал ее, словно она была каким-то невиданным созданием, встреченным им в лесу, ей стало неуютно. Жизели казалось, что быть объектом интереса такого человека, как Вашель, просто опасно. – Они сами так растут.

– Как интересно. Догадываешься, что я сделаю с тобой? – Он взялся руками за ее грудь, глядя ей в глаза. – Скучно тебе не покажется.

С превеликим трудом Жизель изобразила, что ей безразличны его прикосновения, что она ничего не чувствует, даже отвращения, которое отозвалось тошнотой.

– Я сразу поняла, что ты не захвалишь меня до смерти, – процедила она.

– Могу очень сильно тебе польстить. Я уверен, что мой покойный кузен ничему тебя не научил. Но очень интересно, чему мог научить тебя грубый шотландец?

– Он показал, как нужно скрываться от твоей семьи и как сражаться. Дай мне меч, и увидишь сам.

Вашель отступил, медленно обошел ее вокруг и холодно улыбнулся ей.

– Нет, не дам, но я запомню твою похвальбу. Если ты не врешь, тогда можно будет устроить забавную игру.

Жизель даже боялась подумать об этом.

– Очень трудно устроить забаву, если меня не будет в живых. Ты ведь меня скоро повесишь, правда?

– Неправда, – буркнул он. – У меня другие планы. Моей родне не терпится отомстить тебе, но пусть они подождут. Им ни к чему знать, что ты нашлась. Пока отдыхай здесь у меня, в этой комнате. Давай как-нибудь доставим удовольствие друг другу.

– Полагаешь, я буду разыгрывать из себя шлюху, чтобы спасти от виселицы свою шею?

– Я не сказал, что это тебе поможет. – Он легко обхватил ее шею длинными холодными пальцами одной руки.

Жизель стала задыхаться, когда он сильнее сжал пальцы. Ей вдруг показалось, что Вашель убьет ее прямо здесь и сейчас. Еще она подумала, что скорая смерть – хороший выход, когда ничего другого не остается, но все-таки сообразила, что больше всего ей хочется жить. Жизель схватила его за руку, но он молча только усиливал захват и, судя по всему, не обратил внимания, как она вонзила ногти ему в кожу. Затем так же неожиданно и спокойно, как схватил, он отпустил ее. Прижав руки к посиневшему горлу, она наконец глубоко вдохнула, наполняя легкие воздухом.

– Будешь делать то, что я хочу, потому что умереть ты точно не хочешь, – только и сказал он.

– Но ты же сказал: чего я хочу, чего не хочу – безразлично. Ты все равно повесишь меня. Вопрос в одном – когда?

– Небезразлично, сколько страданий ты выдержишь, прежде чем я получу от тебя то, что хочу. Вдобавок существует еще такая сладкая, но бесполезная штука, за которую хватаются люди, когда потеряно все. Я говорю о надежде. Не сомневаюсь, за нее ты сейчас и вцепилась. Ты хочешь жить, потому что надеешься сбежать отсюда. – Он слегка улыбнулся. – Или убить меня.

Она молча смотрела, как он направился к двери.

– Мне кажется, я могу сделать много больше, чем просто надеяться убить тебя, – проскрежетала она, когда он уже выходил из комнаты. – Могу молиться об этом, могу мечтать об этом.

– Вот и прекрасно. Такие переживания возвратят тебе румянец, а то ты выглядишь нездоровой. Отдохни. Я приду в твои объятия после ужина.

Дверь за ним захлопнулась. Жизель опустилась на край кровати, не зная, чего ей хочется больше – вытошнить или разреветься. Сначала этот человек чуть не задушил ее, а потом предложил отдохнуть, чтобы она смогла ублажить его, когда он вернется. Сумасшествие, как эпидемия, бушевало в семействе Дево. У нее были все основания считать Вашеля более опасным и безжалостным, чем его покойный кузен.

Посмотрев на поднос с едой, она прикинула, что можно было бы заморить себя голодом. Но потом взяла кусок хлеба и стала жевать. Вашель был прав. Пока она жива, в ней по-прежнему будет жить надежда. Придется вынести унижения, пережить боль, и все равно надежда не должна покидать ее. Нужно надеяться на то, что удастся сбежать отсюда, что ее семья наконец поверит в ее невиновность и поможет освободиться, и на то, что Вашель Дево будет умирать долго и с позором.

За едой Жизель от души выпила вина. Она тупо подумала напиться до безобразия, чтобы не чувствовать, что Вашель будет с ней делать, или еще лучше, чтобы он потерял к ней интерес, хотя бы на одну ночь. Обдумывая такие перспективы, Жизель решила еще раз налить себе вина, но графин неожиданно оказался пустым. Она потрясла им над наполовину наполненным кубком и, выругавшись, кинула его в конец комнаты.