— Да не за что, — недовольно хмурюсь. Может, ее недостаточно хорошо осмотрели? Точно не в себе девушка, ну да ладно, отоспится — мозг включится.

Спит Рита и правда много: сначала в самолете, затем в такси, веду ее в полудреме в номер, она даже не смотрит, куда направляемся.

— В душ пойдешь?

— Да, конечно.

— Тебе еду заказать?

— Если можно.

Но когда я выхожу из ванной, она уже зарылась в подушки и белоснежные простыни, одна макушка торчит. Задвигаю плотные шторы, включаю кондиционер.

Ночью Рита трясется, всхлипывает, дважды ходит в ванную, и мне кажется, чтобы поплакать. Она горячая, будто простыла или, может, нервное. Меня не будит, старается двигаться бесшумно.

Когда в очередной раз она укладывается на краешек кровати и сворачивается клубочком, я закидываю на нее руку и ногу, под тяжестью моего веса девушка, наконец, замирает. Притягиваю к себе поближе, вплотную, укутываю посильнее.

— Тихо, спи, — стараюсь не грубить, но выходит как обычно — резковато. Или, как говорит сама Рита, сердито. Добавляю: — Все хорошо, Ёжик.

Она шумно вздыхает, но наконец расслабляется.

— Ты не уйдешь?

— Нет.

Дальше она спит подо мной, как в коконе, мерно дышит, не хмурится. А мне было бы неплохо продумать дальнейший план действий, но через минуту я сам проваливаюсь в забытье.

Рита

Я проснулась давно, но выбираться из-под простыней не спешила. Лежала и слушала его мерное глубокое дыхание. Мне было хорошо.

По-настоящему хорошо впервые с того времени, как сбежала из Красноярска. Столько всего должно было случиться, чтобы я осознала очевидное, само собой разумеющееся: он мой. С самого начала и навсегда. Единственная любовь, большая и настоящая, в которой, будучи глупой, я поначалу не разобралась. Всё перепутала.

Тогда, пять лет назад, я была никому не интересной молодой женщиной, абсолютно несчастной. Часто злилась, много завидовала, стыдилась этого и ела себя поедом. Поэтому мертвой хваткой вцепилась в шанс измениться. Упорство и упрямство на грани безумия помогли справиться и стать такой, какая я сейчас.

Я его не виню, что не любил меня прежней. Если бы мне предстояло лечь под нож хирурга еще раз, чтобы испытать все то, что меня переполняет сейчас, — я бы согласилась, не мешкая. Не чтобы стать идеальной, отнюдь. Всего лишь обычной, не вызывающей удушающую жалость. Но выхватив у судьбы один золотой билет, я безумно боялась упустить другой. Деньги, успех… попалась на удочку и позабыла, зачем решилась на пластику.

Мне хочется раствориться в нем. Позволить себе обожать и восхищаться, потому что я действительно все это испытываю по отношению к нему, вопреки подсказкам навязчивых советчиков.

Он открывает глаза и спокойно смотрит на меня. Дотронуться бы, провести рукой по небритой щеке, прижаться к коже губами. Раньше мне можно было трогать его, когда только захочется. Соблазнять и искушать сейчас — бесполезно, я знаю, это лишь унизит нас обоих. Алексей сам сделает шаг, когда захочет.

— Доброе утро, — шепчу тихо.

— Привет. Сколько времени? — спрашивает он, приподнимаясь. Тянется рукой к тумбочке за своим телефоном, но экран черный, батарея села.

— Половина шестого.

Он прищуривается, и я делаю уместное дополнение:

— Семнадцать тридцать.

— Ты отошла? Как себя чувствуешь? Рука болит?

— Поднывает, но я выпила таблетку и стало полегче. Я в порядке. Только все время кажется, что это случилось не со мной. Период отрицания, наверное. Я… не думала, что такое произойдет. Не было предпосылок, поэтому так сильно испугалась. Он ведь действительно мог меня покалечить. Я видела его глаза, он бы исполнил угрозу.

— Если он тебя снова испугает, вдруг заметишь что-то необычное или подозрительное, даже если на первый взгляд не стоящую внимания мелочь, — неважно, сразу сообщай мне. Я расценю, насколько опасения реальны.

Дождавшись моего кивка, он поднимается и уходит в ванную, а я подхожу к окну и раздвигаю шторы. Привыкшие к полумраку глаза тут же обжигает вечернее солнце, но я все равно продолжаю любоваться открывающимся видом. Передо мной два овальных бассейна, которых обнимают ряды белоснежных лежаков под зелеными зонтиками. Десятки отдыхающих с детьми. Издалека доносятся радостные крики, всплески воды. Вдоль забора по всей территории отеля высажены густые южные растения, повсюду яркие цветы в громадных клумбах, аккуратно подстриженные деревья. А вдали — пешком дойти можно — бирюзовое море! Я делаю глубокие вдох-выдох и широко улыбаюсь.

Доверие получить нелегко, а вернуть преданное — практически невозможно. И тем не менее он здесь, а я… не из тех, кто упускает шансы.

— Я верну тебе все до копейки, — говорю ему за ужином. Алексей с вилкой и ножом в руках замирает, бросает на меня взгляд исподлобья, качает головой — дескать, мда. Возвращается к своей отбивной.

— Непременно, — без особого энтузиазма. — Ешь, Рита. От еды нельзя отказываться.

— Заметила, кстати, что ты похудел.

— За два месяца семь кило слетели незаметно. Может быть, еще больше. В понедельник возвращаюсь к тренировкам. Ешь, пожалуйста, тебе пригодятся силы.

После ресторана мы прогуливаемся по территории отеля, затем держим путь на пляж. Погода потрясающая, гости курорта высыпали на улицу, создав удушающую толкучку, поэтому приходится держаться ближе к воде, здесь темно, но зато свободно. Меня не покидает ощущение уязвимости, нужно попросить у него денег, чтобы купить одежду, в том числе купальник. Крем от солнца, бритву, расческу и ножницы. Я обязательно верну долг, как только смогу.

— Как, кстати, прошла командировка? — спрашиваю.

— Стандартно.

Леша считает этот ответ исчерпывающим. Ему бы выговориться, выплеснуть эмоции, накричать на меня как следует.

«Стандартно». Считаешь, я поверю?

Он полностью закрылся. А я ведь знаю, чувствую, что гнев по-прежнему бурлит внутри этого мужчины, ищет выхода. Обещал же вытравить меня, я все еще в его сердце, как и мой бесчестный поступок. Разъедаю, мучаю. Возможно, если спровоцировать, он сорвется… но я не стану. Ни за что. Просто буду рядом, пусть отдыхает.

— Семь килограмм, это так много. Кстати, на фотографиях, которые Яна скинула, ты кажешься на целый размер одежды меньше. В армии плохо кормили?

— Яна много на себя берет.

— Она не знала, не сердись на нее.

— Кормили так себе, но это генетика, — он пожимает плечами, возвращаясь к нейтральному тону. — Ее Дёмину, например, хватает утром потянуться от души, и вот они — банки на руках. Весь отряд от этого бесится.