«Было бы желательно согласовать основные положения договора к ноябрю. Нам трудно будет пропустить документы, связанные с объединением Германии, через Верховный Совет СССР, если не будет договора. Это очень существенный момент».

Судя по этим заявлениям Горбачева и Шеварднадзе, можно сделать вывод, что на самом деле переговоры шли об интересах не двух, а одной страны — Германии. А если учесть их результаты, то все сомнения на этот счет и вовсе отпадут. Переговорщики от СССР не смогли или не захотели добиться от партнеров ни одной уступки. Западные немцы получили, и почти задаром, все что хотели: восточные немецкие земли; членство в НАТО; мизерную, по сравнению с возможной, компенсацию в 12 миллиардов марок по выводу советских войск из ГДР и размещению в СССР (советник канцлера Тельчик заявлял впоследствии, что немцы были готовы заплатить за объединение столько, сколько бы запросил Горбачев); устные, вместо твердых, договорных, обязательства о непродвижении НАТО на Восток. Теперь ее войска стоят у Пскова. Но самое главное, Горбачев и Шеварднадзе тайно сдали своего самого верного союзника — Германскую Демократическую Республику. Ее представителей на переговоры даже не позвали. Вот оказывается почему Горбачев пригласил бундесканцлера в далекий Архыз.

Соглашение о принципах объединения Германии было подписано на берегу реки за обрезком-столом из ствола огромного дерева. Сам стол и обрезки-стулья поменьше в качестве сувенира канцлер увезет к себе в поместье. А у реки теперь стоят их копии.

Когда Коль с делегацией улетели, Михаил и Раиса остались на даче. До отлета в Москву Михаил позвонил президенту США и доложил о результатах встречи с Колем, а потом неожиданно ушел на берег реки и долго сидел на стволе поваленной сосны. Не выдержав одиночества, Раиса подошла к нему, положила руки на плечи и тихо произнесла:

— Как же тебе непросто. Мне подумалось, что, по сути, все последние годы мы без передышки боремся со своим временем, сами с собой. И видимо тяжелее этого нет ничего. Что ждет нас в будущем? Так много неизвестного. Мне тревожно и почему-то впервые в жизни страшно.

Михаил погладил ее руки, глубоко вздохнул и, не отрываясь, продолжал смотреть на могучий и стремительный речной поток, который, как и он, все последние годы, никогда не мог остановиться и передохнуть хотя бы на миг. И никогда до конца не понимал, куда и по чьей воле его несет.

— Да, ты права. Дело, казалось бы, сделано. Европа вновь станет единой. Но на душе неспокойно. С потерей Германской Демократической Республики СССР лишился последнего союзника в Европе. Не могу пока полностью представить, чем в перспективе это обернется для нашей страны? Ничего, Ленин жертвовал большим, да и новое поколение немцев не должно бесконечно страдать от раздела страны…

В это время со стороны старой дачи появился Шеварднадзе и, попросив прощения за вторжение, сообщил о своем отъезде в Брюссель, где на встрече министров иностранных дел СССР, США, Великобритании и Франции будут обсуждаться детали реализации только что подписанного соглашения по Германии.

— Михаил Сергеевич, утром я завтракал в том охотничьем зале, где около двадцати лет назад встречались мы с Вашим другом Зденеком Млынаржем. Тогда, именно в Архызе, мы думали как жить дальше, что надо в той жизни поменять, чтобы она стала лучше. И кто бы мог тогда предугадать, что спустя годы здесь же в Архызе мы, правда без Зденека, будем воплощать эти задумки в реальность.

— Да, Эдуард, я тоже об этом вспомнил, когда приехал сюда. Жаль, Зденек отошел от практической политики и последние годы не дает о себе знать. Есть информация, что он в заключении. Как это произошло, мне неизвестно.

Зденек после последней встречи с Михаилом в 1985 году стал работать в одном из подразделений Центрального разведывательного управления США на радио «Свобода», где у него вскоре произошел конфликт с руководством. Узнав о том, что США провоцируют Горбачева на вывод советских войск из Афганистана, чтобы потом войти туда самим, он из дружеских побуждений к Михаилу, а также из мести новому начальству, инкогнито, так как знал о болтливости друга не по слухам, отправил Михаилу материалы, подтверждающие эти намерения. Не зная, что материалы от Зденека, наш закоренелый идеалист посчитал их чьей-то провокацией и распорядился отправить президенту США в доказательство особо доверительных отношений. Ведь в то время американцы только и твердили о дружбе с Россией. В ЦРУ в результате расследования вышли на Зденека, и он был осужден на пять лет.

Видимо не зря говорят, что идеалист — это граната с выдернутой чекой. Взорвется обязательно. А кто при этом пострадает, наперед неизвестно. Но, скорее всего те, кто рядом. Кто им доверился. Это могут быть близкие, если идеалист лицо частное. Или целая страна, если идеалист правитель.

И еще. Можно ли доверять управление страной тем лицам, которые выше всего ценят семью? И почему они так бездарно управляют государствами? Тандем Михаила и Раисы — новое тому доказательство.

Важно также понять, как случается, что несколько человек разрушили то, что казалось непосильно целому войску. При этом людскому суду они оказались не подвластны, так как сами ничего не взорвали и никого не убили. А только изменили сами себе. Двух из них, Зденека и Раисы, на этом свете уже нет. Что они получили, и что получит третий на страшном суде, мы не узнаем. Точно знаем только одно, что каждому воздается по заслугам его.

После ухода Раисы из жизни, Михаил долго не решался перебрать ее бумаги. Но спустя несколько лет отважился. Среди заметок, набросков к новой книге обнаружил и не отправленное к нему письмо. В нем среди прочего она сообщала своему Мише о том, что «каждый раз, когда они приезжали на дачу, ей хотелось попросить его дать указание, чтобы ворота перекрасили в ее любимый фиалковый цвет, так как теперешний черный напоминает въезд на кладбище. Но все забывала сказать…»

Ближе к середине 1990 года сила властного воздействия на общую ситуацию в Союзе ССР Горбачева и Председателя Верховного Совета РСФСР Ельцина сравнялась. Сложилось двоевластие. Никто из них не мог править, игнорируя другого до августа 1991 года. Позиции Ельцина еще больше укрепились после 12 июня. Положение Горбачева, наоборот, пошатнулось, когда зимой 1991 года его покинули несколько важных фигур — Яковлев, Шеварднадзе, Шаталин и другие. Наши предки в подобной ситуации сказали бы: Горбачев уже едет с ярмарки, а Ельцин — на ярмарку.

Когда сегодня страна ежегодно празднует 12 июня, большинство людей не понимают, что празднуется. История его хотя и недолгая, но показательная. В 1992 году он был объявлен нерабочим без названия. Очевидно, уже тогда началось осознание какой-то его несуразности, если не сказать сильнее. С 1994 года он стал называться Днем независимости. С 1999 года — Днем принятия Декларации о государственном суверенитете. В 2002 году был переименован в День России в ранге главного праздника страны. Вот так за десять лет он прошел путь от безымянности к верховенству. Легкость и скорость, с какой меняются его названия, сами по себе уже вызывают вопросы: так что празднуется? Какого масштаба и значения событие стало к тому поводом? Не празднуем ли мы такое, чего должны стыдиться?