— Было такое, признаю. Но теперь что руками махать. Он какой-то тефлоновый. Ничего к нему не пристает. Полез к чужой бабе, мужик его с моста в речку, а у него рейтинг вырос. Мол, Горбачев ему мстит. Поместили в газетах снимок, где он реально мочился на колесо самолета на виду у публики. Кричат: происки горбачевской прессы. У него опять рейтинг вверх. И в такой ситуации предлагаете давить на него? Пока рейтинг до небес не поднимется? Он и так на днях потребовал, чтобы я оставил пост президента СССР. Рыжковым тоже недоволен. О тебе, Толя, пока молчит.

— Так что, так и будем ждать, когда он нас всех разгонит? Это в лучшем случае. А то и посадит!? — озабочено произнес Лукьянов. Не знал он тогда, что ему действительно придется после разгрома Ельциным союзного путча попариться в тюремной камере. А Рыжков, вероятнее всего, избежал такой участи «благодаря» инфаркту и вынужденной отставке со своего поста.

— И что ты предлагаешь? Какие действия? Я не вижу, как реально можно его остановить. И надо ли это делать. Мы даже не сможем инициировать против него импичмента. Российские депутаты на это не пойдут, тем более после принятия Декларации о государственном суверенитете. Мы для них временщики, от которых надо быстрее избавиться. Ельцин открыто ведет дело к выходу из СССР. После его заявлений и начался парад суверенитетов. Уже районы требуют статуса республики.

— Надо обязательно заставить его прекратить «войну», которую он ведет против союзных законов. Для этого требуется срочное создание Конституционного суда. Необходимо искать выход из этой дурацкой и опасной ситуации, — продолжал возмущенно рассуждать Лукьянов, — тогда мы сможем обращаться в необходимых случаях в суд за признанием актов Ельцина и Верховного Совета России, противоречащими Конституции СССР. А пока надо пользоваться указами президента хотя бы для приостановки таких актов.

— Уже пробовал. Плюет он на них.

— Может возвратить его туда, откуда он взялся, на Урал. Или еще дальше. Как вариант, подошел бы и домашний арест, — не успокаивался Рыжков.

— Ты это брось. Репрессий, пока я президент, не будет.

— Но вы постоянно твердите, что перестройка по сути революция и при этом часто ссылаетесь на Ленина, обращаетесь к его политической теории и практике. Но разве он не учил, что революции в белых перчатках не делаются… Зачем тогда вы взялись руководить страной и развязали революцию, если не готовы к применению насилия. Позвали нас за собой, а теперь пасуете перед нахалом и преступником. Тот же Ленин говорил, что лишь тогда революция чего-нибудь стоит, если умеет защищаться. Ельцин ни перед чем не остановится, будьте уверены. Или вы, простите, с ним заодно, а нам морочите головы.

— Ну, Николай, тебя понесло. Я же сказал, его выбрал российский народ, а для меня мнение народа, пусть и странное, превыше всего. И моих амбиций тоже. Чего ты, вдруг заподозрил, что я с ним заодно?

— Нужны факты, пожалуйста. Вы и Верховный Совет одобрили экономическую программу правительства, а потом за моей спиной заключаете с Ельциным соглашение с курьезным названием «500» дней, подготовленное мальчишкой Явлинским, которое во всем противоречит нашей программе. Дальше, на переговорах по новому союзному договору, не знаю, кто вообще до него додумался в такое время, вы уступаете ему позицию за позицией. Скоро от Союза останутся рожки, да ножки. Кстати, кроме меня, члены правительства в глаза не видели этого договора. Объясните нам, куда вы ведете. Просто в голове не укладываются ваши действия. Так высшие руководители не поступают… Вы, как будто играете. В политику, с нами… Я дальше так не могу и ухожу в отставку…

— Стой, стой, Николай! Не горячись. Это как же получается. Просились на встречу для обсуждения Ельцина, а взялись за меня. Ты, Анатолий, тоже так думаешь?

— Да, Михаил Сергеевич, к сожалению… Верховный Совет непонятно почему отстранен от работы над новым союзным договором… И, вообще, мы межнациональные эксцессы приняли за кризис между республиками…

— Вот как, может уже и заговор против меня готов?

— Заговора нет. Мы на это не пойдем. Но за других не готовы поручиться. Есть еще вариант, как взять ситуацию под контроль. Уверен, к нему страна не то, что созрела, а перезрела. И в экономике и в политике. Слово за вами. И ваши перчатки точно белыми останутся. Надо вводить чрезвычайное положение. В таких условиях можно приостанавливать действие любых нормативно-правовых актов Союза и республик. Возможны и другие ограничения.

— Предположим, я введу, но потом надо получить одобрение Верховного Совета. Думаешь, пройдет?

— Уверен, депутаты поддержат. Я знаю их настроения…

В этот момент раздался звонок красного телефона. По нему звонила только Раиса.

— Приветствую. Когда домой? Да, заговорились мы. С кем и о чем? С ультиматумом ко мне пришли Лукьянов и Рыжков. Требуют что-то делать с Ельциным. А не то… Вот, вот, а не то тебя скинем… Ты не права, Николай меня уговаривал не выдвигать Бориса. А я, дурак, Лигачева послушал. Ладно, еду. Продолжим дома. — Положив трубку, он поднялся из-за стола и подошел к тем, кого уже давно списал со счетов, но продолжал делать вид, что они остаются соратниками.

— Раиса Максимовна его не переваривает больше вашего. Он же во всех бедах ее публично обвиняет. Мол, не Горбачев, а она руководит балом перестройки. И даже кадры сама расставляет. Если бы так было, он бы первый у нее не прошел. А я не разглядел в нем разрушителя и властолюбца… Николай, если насчет отставки ты серьезно, я ее принимаю, кого вместо себя рекомендуешь? — с явным облегчением произнес Горбачев.

— Министра финансов Павлова, — с таким же облегчением ответил не задумываясь Рыжков.

— Все, на этом закончим. Буду думать, — подвел итог тягостной для всех встречи, Горбачев.

Вечером на прогулке Михаил подробно пересказал Раисе содержание беседы с Лукьяновым и Рыжковым. Она повозмущалась их нахальством, напомнила, как не хотела назначения друга Толи спикером советского парламента, обрадовалась отставке Рыжкова, а потом посоветовала.

— Чего надумали. Хотят, чтобы все сделанное ты порушил своими руками. А что в мире скажут. Знаешь что, поступи так. Скажи Крючкову, чтобы он готовил все, что требуется к введению ЧП, а вводить не спеши. Ведь без тебя его никто не сможет ввести. А нам надо отдохнуть. Приедем, тогда и решишь окончательно. По обстановке. Может все уляжется. И еще, ты мне рассказывал о подземных выходах из ЦК и Кремля. Не забудь ему сказать, чтобы проверили и привели их в порядок. На всякий случай. Вспомни судьбу Чаушеску.

— Рая, давай нарушим традицию и поедем в отпуск вместо августа в сентябре, после подписания нового Союзного договора. Уж больно все напряженно. Сентябрь, в Крыму, золотая осень. Давай так сделаем.

— Нет, после такой напряженной работы отдых откладывать нельзя. Это опасно для твоего здоровья. Подписание договора уже формальный акт. Поручи подготовку церемонии Шахназарову или Ревенко и в конце июля едем. А когда подпишешь указ об отставке Рыжкова и назначении нового премьера?