Когда все уже были в хорошей кондиции, стройный порядок столовых посиделок был нарушен, часть гостей разбрелась по квартире, у Ивара появились проблемы с координацией. Тогда он поднялся.

— Я пойду за гитарой схожу.

— Что ж ты ее сразу не взял? – удивилась Лиана.

— Забыл, – пожал плечами Ивар. – Я сейчас быстро.

До подъезда, в котором они жили, было пять минут ходьбы. Когда Ивар не появился через двадцать минут, Лиана забеспокоилась: ушел пьяный, без документов, мало ли что, на дворе вечер уже, заберут менты, доказывай потом, что ты просто с дня рождения шел…

— Я пойду схожу за ним, – поднялась Лиана.

— Да ладно тебе, – принялся уговаривать ее Ванька. – Сиди, устала же, наверное! Сейчас он явится, никуда не денется!

Но внутри Лианы уже шевелило выросшими щупальцами беспокойство.

— Я сейчас вернусь.

Она за три минуты добежала до своей квартиры, открыла дверь. Ивара не было. Не было и гитары.

«Разошлись, наверное», – подумала Лиана, недоумевая, как это могло случиться.

Она вернулась к братьям. Гитара лежала на одном из стульев, Ивара не было.

— Где Ивар? – повернулась Лиана к Даниле.

— В сортире сидит, – отмахнулся тот. – Прохватило его.

Вся компания весело заржала.

Лиана не понимала, что происходит. Действительно, почему бы пьяному человеку не сходить в туалет? Но беспокойство в ее груди становилось все больше, простирая свои щупальца во все участки тела, касаясь острыми, ядовитыми присосками сердца и мозга. Она незаметно поднялась и дошла до туалета. В туалете никого не было.

— Нина, – остановила Лиана идущую из кухни Ниночку. – Ты Ивара не видела?

— Он, наверное, в 39 квартире, – как что-то само собой разумеющееся, произнесла Ниночка.

Она сказала это так, что Лиана сразу поняла, что то, что Ивар сейчас находится в 39 квартире – не случайность и не неожиданность. Большинство из присутствующих здесь гостей, если не все скопом, знают, что он там бывает, и для них это не является чем-то удивительным.

Лиану затрясло. Она уговаривала себя, что мало ли зачем Ивар мог зайти в 39 квартиру, мало ли кто там живет, может быть, нужно было чем-то помочь, или там лежит вторая гитара, которая ему срочно понадобилась…

Она взлетела по лестнице на пятый этаж, не давая себе времени на раздумья и сомнения, толкнула незапертую дверь 39 квартиры и ворвалась внутрь. В глазах у нее потемнело.

Ивар стоял на коленях перед темноволосой Людой. Позы и выражения лиц обоих ясно говорили сами за себя.

Звенящая тишина заложила уши Лианы. Ее было так много, что, казалось, от этого беззвучного звона сейчас лопнут барабанные перепонки.

— Опа! – сказала Люда, и воздух вокруг взорвался.

Ступеньки путались под непослушными ногами, слезы застилали глаза, и непонятно чего было больше в этих слезах – обиды или гнева. Перед глазами – ошарашенное лицо Ивара – лицо вора, растерянного, застигнутого на месте преступления, в ушах – на все лады издевающийся женский голос: «О-па! О-па! О-па!» Резко дверь собственной квартиры на себя и ураганом по комнате, сметая все на своем пути, лихорадочно вещи Ивара из ящиков, из шкафов, – в огромную китайскую сумку, кривляющуюся своими синими и красными квадратами, ухмыляющуюся огромной белозубой пастью молнии. Рисунки со стен вместе с обоями, с побелочной крошкой, гитарные струны, как змеи, извиваются на полу, норовя схватить за ногу, укусить, ужалить… Цапнули за палец, капелька крови размазывается по лицу, остервенело струны в сумку, поверх курток и рубашек, купленных недавно вместе на китайской оптушке. Они тогда пили пиво и весело смеялись, Ивар купил у какой-то бабки букетик мимоз и торжественно вручил их Лиане… Стой! Не надо воспоминаний! Вместо улыбающегося, счастливого лица – виноватая ухмылка вора… «О-па О-па! О-па!» Сумасшедший ритм все убыстряется, на лице слезы впережку с кровью, машинальный взгляд в зеркало – глаза безумные, лицо безумное, безумное тело… Болит сердце, отдаваясь набатом в висках, ходуном ходят руки, но упорно – вещи в пасть прожорливого китайского чудища – как много вещей, как много жизни, которой уже не будет никогда… Ивар, Ивар, что же ты наделал?!! Чудовищная обида подступает комом к горлу и выплескивается надрывным, громким всхлипом: За что?!! Почему так? Я же просто хотела…

Быстрый взгляд по сторонам. Вывернутые ящики, вытряхнутые полки, разбросанные фотографии и картины, по ним ногами с остервенением, с какой-то извращенной жестокостью, с отчаяньем, с безумной болью…

Сумку на плечи, – откуда только взялись силы? – и по лестнице вниз, до соседнего дома, там на пятый этаж, квартира 39, о-па, о-па, о-па!

Время остановилось. Они застыли в тех же позах, в которых стояли, Ивар так и не поднялся с колен, рот Люды приоткрыт в застывшем выдохе: «О-па!», рука Ивара продолжает держать ее руку, пряди его волос – волнами под ее ладонью, на лицах у обоих – дрожь пойманных на месте преступления любовников, – немая картина, камерная инсценировка «Ревизора» в современной обработке. Не ждали?..

Сумка падает с плеч, поднимая столб пыли – квартира грязная и неуютная, оборванные обои, колченогий стол, грязный матрас вместо кровати… Ивар… За что же, Господи, Ивар?.. И непонятно чего больше – обиды или боли, боли или обиды…

Неестественно звонкий голос, непохожий на собственный, разрывает оглушительную тишину, оживляет застывшую картинку, служит командой – Отомри!, по грязному стеклу назойливо жужжит муха, втыкаясь раскаленным буром в воспаленный мозг. Ивар поднимается с колен, Люда закрывает рот, руки их опускаются, взгляды – вниз – на большой, безобразный китайский баул, распухший, беременный вещами, с торчащими в разные стороны струнами-змеями.

— Желаю счастья! – Лиана хлопает дверью и спускается по лестнице вниз…

Она вернулась к братьям и напилась в стельку. Громко хохоча, дурачась и танцуя с кем попало. Потом долго рыдала в разоренной квартире, все еще отчаянно надеясь, что Ивар сейчас вернется и все ей объяснит, и она поймет, что погорячилась, и даже попросит прощения, а потом… потом все будет хорошо…

Ивар так и не пришел… И умом она понимала, что он уже не придет…Но на сердце порой не действуют никакие логические выкладки…

…– Он боится трезветь, – повторил Янис. – Он приходил ко мне… Внутри него полной раздрай…

— Он же сделал все это сам…, – всхлипнула Лиана. – Я же ходила потом к нему, я же просила, я умоляла вернуться… Я готова была все простить и забыть… Он не захотел…

— Вернуться, значит признать себя виноватым, – рассудительно заметил Янис. – Он не хочет быть виноватым…

— Значит, он так ни черта и не понял… – устало сказала Лиана. – О какой вине может идти речь, когда он просто все покалечил?.. Нас покалечил… Я до сих пор не могу жить нормально… Он мне снится…