на немецких генералов. Он сразу же направился в нейтральную зону (север Украины), где тогда формировались первые части регулярной Красной армии, и был назначен политическим комиссаром 1-й бригады 2-й Украинской советской дивизии. Во главе бригады Дыбенко участвует в освобождении Харькова.

4 января 1919 года по приказу командующего Украинским фронтом Антонова-Овсеенко Дыбенко формирует особый отряд. Его назначают командиром этого отряда, который наносит сокрушительные удары немецким оккупантам, петлюровцам и деникинцам. В январе 1919 года отряд освободил железнодорожные станции Мерефа, Лозовая, Павлоград, Синельниково, а затем Екатеринослав (Днепропетровск) и Александровск (Запорожье). Соединившись с партизанами Екатеринославщины, Запорожья и Северной Таврии, Дыбенко на базе своего отряда формирует 1-ю Заднепровскую дивизию.

С фронта Гражданской войны в академию также прибыл один из виднейших командиров Красной армии Иван Федорович Федько. Коммунист с 1917 года, прекрасный организатор красногвардейских отрядов, Иван Федорович прославился в борьбе с контрреволюционными силами в Крыму, а затем на Северном Кавказе. Он возглавлял крупные революционные красногвардейские соединения. На Кавказе после того, когда была разоблачена авантюра Сорокина, И.Ф. Федько командовал 11-й армией.

В декабре 1918 года эта армия, лишенная продовольствия и боеприпасов, отрезанная от Советской России, вынуждена была отходить к Астрахани. Чтобы преодолеть все трудности, необходимы были непреклонная воля, убежденность в правоте своего дела. Нужен был руководитель, командир, который бы сумел решительно повести за собой бойцов. Таким был Федько.

…В этот относительно мирный период мне и многим другим моим товарищам – слушателям академии не пришлось долго заниматься. Учеба наша была прервана.

Враги революции не сложили оружия. На окраинах страны они продолжали свое черное дело против Советской власти. Контрреволюционные элементы, прикрываясь демагогическими лозунгами, организовали мятежи, имея целью сорвать восстановление народного хозяйства и в конечном счете реставрировать капитализм.

В марте 1921 года, когда открылся X съезд партии, 6 многие слушатели академии присутствовали на нем в качестве гостей, а некоторые были делегатами. В это время в Кронштадте белогвардейские элементы во главе с бывшим генералом Козловским и эсером Петриченко под лозунгом «Советы без коммунистов» подняли контрреволюционный мятеж.

Кронштадтский гарнизон в основном состоял из мелкобуржуазных кулацких элементов, пробравшихся в морскую крепость, чтобы укрыться там от Гражданской войны. Старых матросов среди них не было. Они еще в первые годы войны ушли на фронт. Этим и воспользовался враг.

Кронштадтский мятеж нельзя было считать мелкой вылазкой остатков вражеских сил против Советской власти. На серьезность мятежа, на опасность, которую он представляет для молодого Советского государства, еще в марте 1921 года В.И. Ленин указывал: «Враги, окружающие нас, потеряв возможность провести интервенцию, рассчитывают на мятежи».

А вот что говорил об этом мятеже С.М. Киров:

«В Кронштадте фокус, сумма всех настроений, существующих в России… Конечно, вся Россия не Кронштадт, – продолжал он. – Но, конечно, не во всех местах России дуют коммунистические ветерки.

Раньше дело было проще и поэтому легче: какой-нибудь генерал – Колчак или Деникин – садился на коня и направлялся прямо на Москву. Всем было ясно, понятно, что это значит, и генералов били. Теперь положение изменилось: черное, желтое, розовое – все смешалось в один грязный цвет и вот этак неопределенная мутная накипь и бурлит».

И действительно, демагогический лозунг «Советы без коммунистов», рассчитанный на вовлечение в мятеж наиболее несознательных, нестойких элементов из среды матросов и солдат, многим вскружил головы.

Кронштадтские мятежники располагали сильным гарнизоном – свыше 20 тысяч солдат. Они имели 135 орудий и сотни пулеметов. Часть военных кораблей, поддерживавших их, стояла в гавани под парами во льдах, готовая применить свое мощное оружие.

Наступила весна. Гавани и воды от Кронштадта до Питера освобождались ото льда, что позволяло мятежникам вывести корабли в море и маневрировать ими. Контрреволюционный штаб Кронштадта рассчитывал подольше затянуть время и тем самым лишить возможности части Красной армии наступать по льду.

Все это, вместо взятое, требовало быстрого и незамедлительного решения. Оно и было принято на X съезде партии.

По предложению В.И. Ленина триста делегатов съезда было послано на ликвидацию мятежа. В числе их был К.Е. Ворошилов. Наряду с делегатами съезда на Кронштадтский фронт ушла группа командиров из Военной академии – П.Е. Дыбенко, С. Урицкий, И.Ф. Федько, Ю. Саблин, Борщевский, Розе, я и другие товарищи.

В первых числах марта мы прибыли в Петроград. К этому времени обстановка на образовавшемся фронте была тяжелой. Наше наступление на Кронштадт со стороны Сестрорецка и Петергофа мятежники отбили. Наступающие несли значительные потери. В связи с этим боевой дух в частях упал.

Приезд делегатов съезда и слушателей Военной академии позволил улучшить обстановку, поднять настроение войск. В командование Южной группой, на которую возлагалась основная задача ликвидации Кронштадтского мятежа, вступил А.И. Седякин. Комиссаром группы был назначен К.Е. Ворошилов. Сводную дивизию, которая входила в эту группу, возглавил П.Е. Дыбенко, курсантскую бригаду – И.Ф. Федько. На мою долю выпало командование 237-м пехотным полком и отрядом питерских рабочих.

237-й полк оказался для нашего командования «крепким орешком». Полк уже участвовал в наступлении на Кронштадт, но, потеряв много людей, не достиг своей цели. Его сняли с передовой и, пополнив новыми бойцами, оставили в Ораниенбауме.

Политико-моральное настроение в полку было нездоровое – неверие в успех ликвидации мятежа, боязнь наступления по льду и т. д. Среди бойцов и даже кое-кого из начальствующего состава раздавались голоса, что морскую крепость с суши – по льду – взять невозможно. Стало проявляться паническое настроение, участились случаи дезертирства.

Бывшее командование войсками и петроградское партийное руководство, возглавлявшееся тогда Зиновьевым, медлило и тоже не было уверено в успехе освобождения Кронштадта от мятежников. Еще до нашего приезда в полк приезжал соратник Зиновьева Пятаков. Трудно объяснить, почему и как это получилось, но Пятакова встретили в полку враждебно, не стали его слушать и даже обезоружили. Естественно, после такого чрезвычайного происшествия полк был разоружен, о нем загуляла дурная слава в частях Красной армии на кронштадтском фронте.

И все же когда наметилось новое, решительное наступление на Кронштадт, 237-й полк включили в состав Южной группы войск. Учитывая серьезность предстоящей операции, в полк выехал К.Е. Ворошилов. Он собрал весь личный состав и выступил с яркой речью, призвав бойцов проявить героизм и первыми ворваться в Кронштадт. Здесь же Климент Ефремович представил меня как нового командира полка, сказав, что «товарищ Тюленев – командир из Конной армии, который не раз водил конные полки в атаку. Надеюсь, что и ваш полк под командованием товарища Тюленева успешно выполнит поставленную ему задачу по освобождению Кронштадта от мятежников».

Энергичная, убедительная речь Ворошилова, прославившегося на фронтах Гражданской войны, произвела