что красная конница появилась так неожиданно для них и развернулась так быстро, что командование не успевало отдавать распоряжения. В результате началась паника, повальное бегство.

Особенно хорошо действовали наши артиллеристы и пулеметчики. Артиллерия быстро выдвигалась вперед и с открытых позиций вела губительный огонь по колоннам противника. Пулеметы, установленные на тачанках, врезались в передовые группы конницы и с 300–400 шагов открывали огонь. Окончательно растерявшись, командование противника перестало осуществлять управление на поле боя.

Командующий войсками белых генерал Сидорин, наблюдавший за сражением с самолета, не мог разобрать, где конница белых, где – красные.

Уцелевшие кавалерийские части Сидорина отошли в Егорльгкскую. 26 и 27 февраля при поддержке пехоты они пытались наступать, но энергичным контрударом Конной армии были отброшены в исходное положение.

2 марта Реввоенсовет Первой Конной армии решил окончательно разбить конную группу генерала Павлова в районе Егорлыкская. Для этого был отдан приказ: 4-й и 6-й кавалерийским, 20-й и 50-й стрелковым дивизиям перейти в наступление из Средне-Егорлыкской на Грязнухинский и атаковать противника с северо-запада; 11-й кавалерийской дивизии совместно с Кавказской и кавалерийской дивизией Блинова – ударить по врагу с юго-востока.

3 марта под Егорлыкской развернулся большой бой. Он закончился поражением белой конницы.

Конармия Буденного в боях под Торговой, Белой Глиной и Егорлыкской захватила 7000 пленных, 67 орудий, 153 пулемета, около 1000 подвод и 5 бронепоездов, сама же понесла небольшие потери.

Полевой штаб Первой Конной армии находился непосредственно в боевых порядках своих дивизий. Как-то наша штабная колонна двигалась через хутор Козюрин и станицу Платовскую, то есть по тем местам, где Буденный начал формировать свой первый конный отряд.

Ворошилов предложил заехать к родным Буденного. По дороге Климент Ефремович шутя сказал:

– Ну так как же, Семен Михайлович, сегодня гостим в твоем родовом имении? Посмотрим, посмотрим, как живут твои родичи.

– На хуторе Козюрин у меня осталась теща Дарья Андреевна, – отозвался Буденный, – замечательная женщина. Мать пятерых боевых сыновей, а шестая у нее дочка, жена моя, Надежда Ивановна. Все они в 1918 году пошли в конно-партизанские отряды защищать Советскую власть. Старшего сына, Григория, зверски замучили белые под Куберле, а средний, Никифор, погиб смертью храбрых под Гашуном. Сейчас в нашей армии осталось трое бойцов Гончаровых и четвертая – Надежда Ивановна. Вот она какая, моя родня. А «имение» у нее не больше той железнодорожной будки, в которой вы когда-то со своим папашей жили, Климент Ефремович. Разница лишь в том, что ваша будка была деревянной, а у Дарьи Андреевны она глинобитная.

– Как бы нам не проехать такой хутор…

– Тюленев, прикажи бойцам хорошенько посматривать, – обратился ко мне Семен Михайлович, – а то как пить дать проедем мимо.

– Что вы, Семен Михайлович, – удивился я. – Неужто хутор такой маленький, что его и заметить нельзя?

– Ты, брат, наших мест не знаешь. Был со мной такой случай, правда, осенью. Решили мы заскочить в хутор повидаться с родными. Кружили долго, а хутор как сквозь землю провалился. Наконец наткнулись на скирды сена и решили заночевать. А утром проснулись, смотрим – он рядом стоит. Вот какие чудеса бывают…

Ехавшие впереди бойцы громко заговорили с кем-то. Мы остановились, стали прислушиваться. Говорила женщина:

– Куда вас черти несут, землянку мне развалите, а я гостя дорогого жду.

– Потише, мамаша, тут сам Буденный едет, а с ним и Климент Ефремович Ворошилов, – объяснили ей бойцы.

– Да что ж вы, разбойники, раньше-то мне не сказали? – всплеснула руками женщина.

Это оказалась сама Дарья Андреевна, теща Семена Михайловича Буденного.

Через несколько минут мы с трудом разместились в глиняной хате.

Дарья Андреевна по просьбе Буденного и Ворошилова стала рассказывать о жизни на хуторе.

– Когда красные отряды начали отходить к Царицыну, ну и мы всем нашим хутором решили бросить свои хаты и также податься вслед за ними. Запрягли это мы в брички кто волов, кто коровенок и общим гуртом поехали к станции Куберле, туда, куда ушли красные отряды.

Мужиков-то средь нас не было – одни бабы да детишки. Только тронулись по большаку, как вдруг откуда ни возьмись конные белогвардейцы. «Это куда, – кричат, – черт вас понес?» Молодухи начали прятаться, боялись, как бы их не обидели. А я говорю казакам: «Едем мы хлеб убирать на поле». Но их не проведешь. «Зачем, – спрашивают, – курей, гусей и поросят с собой везете? Ну-ка, тетки, поворачивайте назад, ежели плетей не хотите получить». Что делать было, подчинились, поворотили мы назад, а как только казаки скрылись из вида, снова на ту дорогу. Целую неделю кружили по степям. И каждый день нас белогвардейцы силком возвращали обратно. Наконец, наши волы и коровенки совсем пристали. Еда тоже кончилась. И возвратились мы ни с чем обратно на хутор.

Дарья Андреевна тяжело вздохнула, а потом взглянула на Семена Михайловича, и лицо ее озарилось улыбкой.

– Белогвардейское начальство замучило нас расспросами о тебе, Сема. «Скажи, бабка, – требуют, – что он, зять-то твой, из себя представляет?» Мне бы смолчать, а я не могу. Говорю им, молодец он у нас, ой как вам еще от него достанется. Они меня за это нагайкой, нагайкой. Сколько раз пороли, счету нет.

И тут по старческим щекам Дарьи Андреевны потекли слезы.

Ворошилов и Буденный успокаивали ее как могли.

Вторая кавалерийская бригада 4-й дивизии, как и все части Первой Конной армии, после разгрома деникинских полчищ расположилась в предгорьях Кавказа. Используя свободное время, бойцы ремонтировали конское снаряжение. А приведя все в полный порядок, заскучали. Одних потянуло домой повидаться с родными, другие, особенно молодежь, рвались в бой.

Кони паслись на зеленых степных лугах, как говорят кавалеристы, «набирали тело».

Теплые лучи весеннего солнца оживили природу. Кубань зацвела яблоневыми садами.

Как-то заехал я в один из полков бригады. Меня тотчас же окружили бойцы. Со всех сторон посыпались вопросы: когда распустят по домам, скоро ли в поход против белопанской Польши, которая начала свое наступление на Украине?

Пришлось, как умел, разъяснить сложившуюся обстановку.

Когда я уезжал из полка, бойцы просили передать Реввоенсовету Конной армии товарищам Ворошилову и Буденному, что они готовы в любую минуту выступить в поход с предгорий Кавказа для защиты родной Украины.

Вскоре действительно Первая Конная выступила в поход. К этому времени я получил уже новое назначение – стал командиром бригады в 4-й кавдивизии.

Марш бригады протекал организованно. На привалах политбойцы разъясняли конникам, почему белополяки напали на Советскую Украину. Вместе с тем не упускался случай лишний раз подчеркнуть, что польские крестьяне, рабочие и ремесленники не враги Советской России, они сами