Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как-то во время похода я придержал коня около колонны 21-го кавалерийского полка.
– Ну, как чувствуете себя? – спрашиваю бойцов.
– Нормально, – отвечают хором. – Только вот сегодня выступили не позавтракавши. Хорошо, хоть коней напоили. Мы-то без еды не пристанем, а вот ежели коням не давать корма, вряд ли до Украины доскачем.
Да, с продовольствием и фуражом нам приходилось в этом походе тяжело. По пути следования никаких запасов не встречалось, а своевременно подвезти их хозяйственники не смогли. Не только бойцы, но и командование бригадой со вчерашнего дня не имело крошки во рту.
К Ростову все дивизии Конной армии подходили одновременно. Предстояла встреча с трудящимися города.
В воскресный день с раннего утра по железнодорожному мосту через Дон сплошной лентой потянулись колонны кавалеристов во главе с трубачами.
Садовая улица, по которой двигались конные полки, вся убрана красными флагами. По обеим ее сторонам 8 шпалерами стояли жители, радостно приветствуя кавалеристов, подносили им цветы. Полковые оркестры, блестя медью начищенных труб, играли военные марши.
Во многих местах по пути движения воинских частей ростовчане расставили столы со снедью и бочки с пивом.
За городом на ипподроме состоялся парад, на котором пролетариат Ростова преподнес Реввоенсовету Первой Конной знамена – в память о победе над деникинскими полчищами.
Встреча жителей города с конноармейцами вылилась в большое радостное празднество.
Но чем ближе подходила Первая Конная армия к фронту, тем труднее становились переходы. Эти трудности вызывались частыми перебоями в получении продовольствия и фуража. Железная дорога полностью еще не была восстановлена, поезда ходили нерегулярно. Местных ресурсов не хватало. В частях заметно падала дисциплина. Ее расшатывали отдельные темные личности, проникшие в эскадроны из разгромленных белогвардейских банд.
Еще при вступлении в Ростов бойцы 4-й кавалерийской дивизии узнали о том, что их бывшего командира Думенко посадили в тюрьму за невыполнение приказов командования армии. Это вызвало разные толки. Наиболее отсталые, анархиствующие элементы потребовали освобождения Думенко.
Как сейчас помню, прибыла наша бригада в пункт очередного ночлега – на Матвеев курган. Мы с комиссаром Ф.А. Мокрицким остановились на церковной площади, ждали, пока эскадроны разъедутся по квартирам.
– Кажется, все в порядке, – сказал мне Мокрицкий, – пора и нам на отдых.
Но по дороге в отведенный нам дом мы встретили 3-й эскадрон под командованием Куцяна. Я поинтересовался: почему бойцы не отдыхают и куда они едут?
– Да вот идем на площадь, – хмуро, стараясь не глядеть нам в глаза, доложил командир эскадрона. – Лошадей кормить нечем, мы тоже не емши, а стоять не все ли равно, во дворах или на площади… Кстати, вызывали туда командира полка с тем, чтобы он доложил нам, сколько будет тянуться волынка с фуражом и продовольствием. И пусть ответит также, за что арестован и сидит в ростовской тюрьме наш земляк Думенко…
Мы с Мокрицким понимали, что люди взбудоражены, командир эскадрона тоже взвинчен до предела. В такую минуту приказной тон неуместен.
Комиссар стал терпеливо внушать Куцяну и бойцам, слушавшим, о чем толкует их эскадронный с начальством, недопустимость таких действий.
– Нам одно непонятно, – заметил Мокрицкий, – почему вы это делаете самочинно, а не с разрешения командования. Пусть командир полка на собрании как полагается доложит о том, что беспокоит бойцов. А теперь – расходитесь по квартирам. На площади вам делать нечего…
Конники повиновались неохотно.
В тот же день состоялось собрание бригады. Открывая его, я предложил избрать президиум и наметить повестку дня.
– Какой там президиум, что зря время тратить, давайте сами с комиссаром начинайте! – зашумели бойцы.
– Нет, товарищи, раз мы решили по-серьезному разобрать вопросы, которые вас волнуют, будем соблюдать демократию.
– А что это такое – демократия? – попытался кто-то подковырнуть меня насмешливо.
– А то самое, – обернулся я на ядовитый голос, – что будем решать не по команде и не в приказном порядке, а по воле собрания.
– Пусть будет так, – согласились бойцы.
В президиум собрания избрали командира и комиссара бригады, из 21-го полка комэска Пархома, из 22-го Поцелуйко, а от артиллеристов – Шаповалова. Председательствовал комиссар Мокрицкий. Он объявил повестку дня, в которой стояли вопросы о фураже, продовольствии, обмундировании и, наконец, – информация о Думенко.
Прежде чем рассказать, чем кончилось собрание, следует сказать о том, что конноармейцы не очень-то любили собрания вообще и тем более длительные.
И на этот раз, когда собрание стало затягиваться, те, кто пришел, чтоб горой стать за Думенко, зашумели.
– Довольно! – кричали они. – Все равно болтовней дела не улучшишь; если обмундирование, фураж и продовольствие будут, то и нам достанется. Это как божий день ясно. Давайте насчет Думенко! Почему его в тюрьме держат? По какому такому праву?..
В коротком докладе я разъяснил бойцам причины ареста Думенко. При этом напомнил, что советское правосудие разберется и нечего беспокоиться: зря наказан никто не будет.
Как только объявили прения, несколько человек попросили слова. Первоначально ораторы указывали только на положительные стороны Думенко – он-де был очень хорошим и храбрым, и если таких командиров будут сажать в тюрьму, то красная конница останется без комсостава. А один из ораторов стал настаивать, что Думенко должны судить те, кого он обидел, то есть сами бойцы…
Атмосфера накалялась.
Нам с комиссаром снова пришлось выступать. Прежде всего мы разоблачили демагогов.
– Товарищи, – говорил Мокрицкий. – Здесь нам предлагают, чтобы Думенко судили бойцы, которых он обидел. Но как же они будут его судить, когда многие из них полегли из-за Думенко на поле боя? Полагаю, вам известно, сколько погибло наших товарищей в результате того, что Думенко не выполнил приказ во время боев на реке Маныч. И так было не раз. Можем ли мы терпеть подобное?
Собрание длилось до позднего вечера. И все же большинство бойцов проголосовали за предложение избрать от каждого эскадрона по одному представителю и просить Реввоенсовет Первой Конной, чтобы он разрешил послать товарищей в Ростов для участия в суде над Думенко.
Однако эта поездка не состоялась. Благодаря разъяснительной работе политорганов делегаты сами отказались от роли «наблюдателей» при слушании дела Думенко.
Чтобы пресечь подобные инциденты, Реввоенсовет Первой Конной армии обязал командно-политический состав усилить воспитательную работу среди бойцов. Наряду с этим партия послала в конницу много коммунистов и комсомольцев, а также беспартийных рабочих. В дивизиях побывали М.И. Калинин, А.В. Луначарский и другие видные деятели партии. Они выступали на митингах, призывая буденновцев к новым ратным подвигам во славу советского народа.
Все это позволило в короткий срок изжить в полках и бригадах проявления анархии, поднять