Оказавшись в своей спальне, я раздеваюсь, быстро принимаю горячий душ, и облачившись в домашнюю шелковую пижаму сажусь на кровать положив перед собой злополучную папку. Все, как говорил Перриш. Потертая коричневая кожа, замочек сбоку. Пальцы в нерешительности замирают, и я одергиваю их, продолжая сканировать добытый трофей напряженным взглядом. В голове полный сумбур. Возможно, я не готова увидеть своими глазами подтверждение возникшим догадкам. Мне нужно время, чтобы понять, что со всем этим делать. Засовываю компромат на Гарольда Бэлла под матрац, не найдя более надежного места. Нейтон не так часто бывает в нашей спальне, чтобы случайно наткнуться на папку. Судя по тому, сколько пыли скопилось в ящике, откуда я выкрала компромат, хватятся пропажи не скоро, и я не заметила камеры, которые могли бы зафиксировать мое нахождение в оранжерее. Хотя раньше мне уже приходилось ошибаться. И не один раз. И даже сейчас я не уверена, что за мной не следят. Я знаю, что потихоньку схожу с ума, но, наверное, в сложившихся обстоятельствах меня сложно в этом обвинить.

Ложусь в кровать с тяжелым сердцем и полным хаосом в мыслях, но нервное напряжение и испытанный за сегодня шок делают свое дело. Организм нуждается в перезагрузке и отдыхе. Я засыпаю почти мгновенно, проваливаясь в тревожные и полные неясных образов сны. И просыпаюсь я от очередного приступа удушья. Все мое тело горит, как лихорадке, лицо залито слезами, и горло саднит от тяжелого, со свистом врывающегося из груди дыхания. Я не помню, что за кошмар снова привел в меня в состоянии панического ужаса, и, если честно, не хочу вспоминать. Говорят, чтобы избавиться от страхов надо взглянуть им в лицо. Клише и банальность, которые не работают. Не в моем случае. Мое подсознание ясно дает понять, что некоторые воспоминания лучше оставить на чердаке за тяжелым засовом, чтобы защитить себя от еще большей боли.

За окном заметно светает, и я, прислушиваясь к звукам в доме, пытаюсь сесть, прижимая ладонь к тяжело вздымающейся груди. Протягиваю руку за стаканом воды и делаю несколько жадных глотков. Приступ удается снять достаточно быстро. Тянусь за телефоном, чтобы взглянуть на часы. Семь часов утра. Сердце делает кульбит, вызывая болезненное напряжение во всем теле. Я встаю и на дрожащих ногах в влажной от холодного пота пижаме, выхожу из спальни.

Я уверена, что Нейтона нет дома. Я бы услышала звук въезжающего на стоянку автомобиля или открывающейся двери. Нейт немного выпил – это я заметила это еще когда уезжала. А в алкогольном опьянении он просто не умеет вести себя тихо. Да и нужно ему немного, чтобы напиться.

Я заглядываю в гостиную, и на какое-то время цепенею в недоумении. Я ошиблась. Видимо, сон был слишком крепким или кошмар не хотел отпускать меня, и я пропустила момент приезда мужа домой. У нас есть еще одна спальня, и Нейт обычно ночует там, но в этот раз, по всей видимости, не смог дойти. Я подошла к дивану, на котором он расположился без подушки, укрывшись одним только пледом. В щель между задернутыми шторами пробивалось солнце, ровный прямой луч пересекал комнату и падал на лоб Нейтона, подчеркивая первые морщинки, которых я раньше не замечала. Мне захотелось присесть рядом и провести ладонями по его волосам, вспомнить те времена, когда мне не нужно было сомневаться в том, стоит ли это делать. Грудь сдавила тоска, и очередная порция слез навернулась на глаза. Я больше не верю, что мы справимся. Не знаю откуда взялась такая мысль, но она прочно обосновалась в голове еще вчера, когда я увидела, как он позволяет крашеной красивой блондинке флиртовать с ним. И то, как он смотрит на меня, когда думает, что я не вижу… Разочарование, сожаление. Мне слишком хорошо знакомо это выражение. И я не знаю, могу ли я сделать хоть что-то, чтобы вернуть его чувства. Заслужить уважение.

Мой взгляд останавливается на брошенной на пол одежде. Так на него не похоже. Видимо, Нейт все-таки перебрал. Странно, конечно. Бэллы не являлись сторонниками чрезмерного потребления алкоголя. Если только Нейт не уехал от родителей с той блондинкой и не продолжил в другом месте. Я поднимаю с пола джинсы, складываю и кладу в кресло, потом тянусь за рубашкой. Мое острое обоняние мгновенно улавливает посторонний запах, не свойственный моему мужу. Женские духи я всегда отличу от мужского парфюма. Конечно, это ничего не значит и не доказывает. Они могли просто сидеть рядом в такси, но женская интуиция подводит редко. Я закрываю глаза, чувствуя, как меня начинает немного пошатывать от внезапной слабости.

На негнущихся ногах я направляюсь в ванную комнату, чтобы бросить рубашку, пропахшую чужими духами в стиральную машину. Я не хочу ничего знать, внезапно осознаю я. Даже если Нейтон будет изменять мне каждый день, я просто не хочу ничего знать. И, самое ужасное, я не смогу сказать ни слова, не смогу потребовать у него объяснений, честности, верности. Ничего я не смогу. И буду молчать, чтобы не оказаться за воротами. Я считала, что поступила верно, рассказав мужу о своем прошлом, но, видимо, прав оказался Рэнделл Перриш. «Но не обольщайся, прежними ваши отношения не будут…» Сукин сын никогда не ошибается. Может быть и не было никакой угрозы, и Перриш не собирался меня подставлять или открывать Нейтону глаза на мое прошлое.

Я сама это сделала. Я сама разрушила свою семью.

Сама, черт побери. Рэнделл Перриш не сделал ничего, он просто вернулся в мою жизнь, напугав меня до чертиков. И загнал меня в ловушку стыда и страха. Возможно он знал, что я не смогу поступить иначе, и что, рано или поздно, цепь событий приведет меня в оранжерею, где я достану то, что ему нужно.

Я запускаю стирку и сажусь на холодный кафель, глядя сквозь толстое стекло как крутится барабан с футболкой мужа. Если бы мои грехи тоже можно было так легко отстирать, воспользоваться порошком и пятновыводителем, но нет… Нет. Мое прошлое, как и черно-красные цветы на коже стереть невозможно. Слишком глубоко они во мне, не вырвать, не содрать. Не забыть…

– Мамочка? – вздрогнув от неожиданности, я подняла голову и увидела в приоткрытых дверях ванной комнаты Эсми. В длинной ночной рубашке с тигрятами, и босыми ногами, она потирала кулачком заспанные глазки.

– Эсми, почему ты не спишь? – вскочив на ноги, я подошла к дочери и подняла ее на руки. – Пол холодный, а ты босиком.

– Неправда, пол не холодный, – решила поспорить Эсми, убирая за ухо спутанные кудряшки. – Я проснулась и пошла к тебе, а там пусто.

– Ты испугалась?

– Нет, я пошла тебя искать. – вполне логично заявила Эсми, вызвав у меня улыбку. Она невероятно смышленая, моя девочка.

– И ты меня нашла. Полежим еще в моей кровати? Хочешь я тебе почитаю? – мягко спросила я. Эсмеральда кивнула, обнимая меня за шею.

Мы обе забрались в постель. Закутавшись в одеяло, я рассказывала Эсми все сказки подряд, которые помнила, на какое-то время забыв о своих проблемах и печалях. Мне бы так хотелось, чтобы Эсми запомнила о своем детстве все только самое хорошее, чтобы ее детская память осталась неомраченной никакими трагедиями и печалями. Я знаю, что хочу невозможного. Что идеального детства не бывает ни у кого, и маленькие горести случаются каждый день у всех, но мое желание оберегать и защищать Эсми было подсознательным и чрезмерным, но совершенно естественным для матери. Я всегда хотела, чтобы меня любили так же сильно, как я люблю свою дочь. И я дам ей в сотни раз больше того, чего недополучила сама.