Хорст ощутил, что падает назад. Ударило по затылку, в спине что-то хрустнуло, донесся испуганный вскрик, а потом полный тревоги голос Илны:

– Что с тобой такое? Что?

Сковывающая тело сила казалась неодолимой, будто течение горной реки, но он продолжал бороться. Чувствовал, как его тормошат, хлопают по щекам, и это странным образом придавало сил.

– Напа… – прохрипел он, ухитрившись раздвинуть одеревеневшие губы и сдвинуть с места колоду языка, – Нападение…

– На тебя напали? – Судя по голосу, Илна была на грани паники. – Кто? Что можно сделать?

– Расе… рассказывай, как бит… битва идет, – каждое прикосновение языка к небу создавало ощущение, что во рту болтается кусок мерзкой слизи. Хорст не видел ничего, а слышал с большим трудом – все звуки перекрывал доносящийся непонятно откуда гул, похожий на шум водопада.

– Битва?

– Я могу помочь, господин, – проговорил Радульф. – Еще только передовые отряды сошлись, ничего не понятно.

– Что ты задумал? – зашептал в ухо шипящий голос, в котором смешались злоба и страх. – Ты все равно ничего не можешь сделать!

Хорст напрягся, в очередной раз пробуя на прочность незримые путы, но те выдержали, а в висках забилась боль.

– Не дерг… – начал шипящий голос, но тут же смолк.

Похоже было, что у его обладателя перестало хватать сил на болтовню.

Хорст лежал, не в силах пошевелить и пальцем, обливался потом и слушал.

Десятник говорил неторопливо, делая большие паузы и вглядываясь в происходящее на поле боя.

– Атака на нашем правом фланге… Знамена алые, это стордисцы. Ага, получили! Не зря там звездочек накидали!

Сквозь гул в ушах Хорст различил далекие крики, истошное ржание покалеченных коней.

– Так, похоже, что князь выманивает их на себя… – Радульф на мгновение замялся. – Точно! Отряд ре Стиги бросился отступать, а приморцы – за ним. Ох, и достанется им сейчас!

Судя по слитному гудению, сопровождающемуся неприятным шелестом, в ход пошли многие сотни луков.

– Так, а это что? Атака знаменитой кавалерии редаров Речного княжества? Эх, жаль пехотинцев, погибнут все!

Треск, лязг и грохот заставили вздрогнуть землю. Хорст ощутил, как тряхнуло холм под ним.

– Чудовищно, чудовищно… – шептала Илна. – Чего ждет князь? Его же люди там гибнут?

– В этом искусство полководца– уметь терпеть, ждать до нужного момента, – ответил Радульф. – В той армии четыре командира, а у нас – один. Когда у них все окончательно перепутается, он нанесет удар!

Хорст вздрогнул, когда его накрыла волна боли. Не сразу понял, что чувствует боль чужую, одновременно переживает смерть всех воинов на поле битвы – пронзенных копьями, растоптанных копытами, изрубленных мечами или истыканных стрелами…

Мгновение ощущал, что его разрывает на части, все тело вибрировало, каждая клеточка корчилась от потока невыносимого страдания.

– Копейщики погибли все. – Голос Радульфа звучал торжественно и мрачно. – Но удар речных редаров остановили! Сейчас их ряды смешались, так что самое время атаковать…

– За мной, во имя Победителя-Порядка и Порядочного Отольфа! – Боевой клич Ангира прогремел подобно грому.

Земля содрогнулась вновь, и торжествующий грохот многих сотен копыт перекрыл все остальные звуки: стоны раненых, вопли умирающих, шелест несущих гибель стрел.

Князь Сар-Тони вел войска в бой. Чтобы победить или умереть.

– Ну… что… там? – просипел Хорст, насилуя собственные губы.

– Смешались в кучу кони, люди, ничего не разобрать, господин, – с досадой ответил Радульф.

– Атакуют пока, – добавила более глазастая Илна. – И сам князь, и отряды ре Стиги с правого крыла, и вестаронские дружины – с левого.

Хорст лежал, вслушиваясь в далекий рокот, и гадал, чудится он или звучит на самом деле. То и дело пытался шевельнуть рукой или ногой, но попытки были неудачны.

Тело казалось тяжелым и мертвым, как скала.

– Они бегут! – крикнул Радульф и расхохотался. – Побежали! А наши рубят их!

– Да! – взвизгнула Илна и захлопала в ладоши. – Победа!

– Отл… – прохрипел Хорст, но тут его накрыла вторая волна боли.

Тело выгнулось дугой, различил собственный вскрик, а потом все исчезло, остался только кипящий океан страдания.

Он ощущал каждый нанесенный удар, тысячи мечей, топоров и копий терзали плоть, пробивая и пропарывая ее со всех сторон, что-то холодное и острое ворочалось внутри, грозя разорвать кожу и высунуться наружу, суставы хрустели, а кости гнулись…

Все закончилось так же внезапно, как и началось. Хорст провел языком по губам, почувствовал соленый вкус собственного пота и понял, что мускулы ему повинуются.

Ощутил, что лежит по-прежнему, одежда намокла от пота, а освобожденное дыхание с хрипом вырывается из груди.

– Раздери этих тварей Хаос, – пробормотал Хорст, имея в виду магов, опутавших его настолько изощренным и болезненным заклинанием, открыл глаза и сделал попытку сесть. Она оказалось успешной.

– О, ты очнулся! – сказала Илна. – Слава Творцу-Порядку! Как себя чувствуешь?

– Как лягушка, которую проглотила, а потом выплюнула цапля, – ответил Хорст, жестом останавливая кинувшегося помогать Радульфа, и сам поднялся на ноги.

– Ну, что, наши победили?

– Да, господин, – ответил десятник.

Поле боя выглядело куда менее величественно, чем несколько часов назад. Исчезли блистающие оружием ряды воинов, разноцветные щиты и вьющиеся знамена, зато появились груды трупов.

– Пойдем туда, – сказал Хорст, ощущая, как его тянет к месту только что случившейся битвы.

– Зачем? – удивилась Илна.

– Надо. – Хорст и сам не понимал причин собственного чудного желания, лишь чувствовал, что, если не поддастся ему, какое-то жизненно важное дело окажется незавершенным.

Пока спускался с холма, ноги дрожали, но по ровному пошел уже нормально. За спиной слышал легкие шаги Илны, сердитое ворчание Радульфа, позвякивание его кольчуги.

Сначала трупов попадалось немного, потом стали встречаться целые кучи. Местами они лежали вперемешку, вестаронец чуть не в обнимку с воином из приморского княжества, редар из Сторди – в окружении ополченцев из окрестностей Карни.

Там, где целиком погиб отряд Сар-Тонийских копейщиков, высились настоящие груды тел. Простые парни в бело-зеленых туниках пали рядом с лучшими из благородных редаров Речного княжества.

И на всех лицах, белокожих и смуглых, широких и узких, оставшихся нетронутыми и изуродованных оружием, красовалась одна и та же легкая, светлая улыбка.