Утром страхи отступили. Ночь была бурной, и Венеция подумала, глядя из окна на разбросанные по лужайке увядшие листья, что ей не давали заснуть и внушали тревогу вой ветра и стук дождя об оконные стекла. Деймрел скоро приедет в Андершо, а ночные страхи были всего лишь фантазиями, порожденными усталостью и стихией. Затем Венеция вспомнила предупреждение Деймрела, что дела задержат его дома на все утро, и снова начала беспокоиться, пока не сообразила, что он вызвал в Прайори своего агента. Должно быть, адвокат прибыл из Лондона и старался поскорее покончить с делами. Деймрел тоже едва ли хотел задерживать его в Йоркшире больше, чем было необходимо. Поэтому Венеция отогнала мысль, что если Деймрел по-настоящему влюблен, то никакие дела не могут удержать его надолго вдали от нее. Тем не менее ощущение радостной безмятежности, согревавшее ее словно теплый плащ, было нарушено! Венецию одолевали сомнения, ранее не приходившие ей в голову: она не могла сосредоточиться ни на каких проблемах, кроме личных, и сдерживать раздражение, когда миссис Скорриер или миссис Гернард пытались прервать ее размышления.

Ферма, которую собиралась посетить Венеция, находилась на краю поместья, и, хотя день был пасмурным и ветреным, напоминая, что осень вскоре сменит зима, поездка приподняла ее настроение. Она вернулась в Андершо за несколько минут до полудня, зная, что сегодня Обри едва ли прервет их разговор, так как он отправился в двуколке в дальний лес, взяв с собой двух спаниелей, егеря, ружья и корзину с едой, которую уложили миссис Гернард и кухарка, годами прилагающие усилия к тому, чтобы их худощавый питомец поправился хоть немного. Любые остатки пищи, привезенные домой, смертельно ранили бы чувства обеих дам, а если они подозревали, что пудинг, заливное, голубь в желе и бисквиты достанутся егерю и спаниелям, покуда Обри будет завтракать кусочком сыра и яблоком, то им приходилось держать эти мысли при себе.

Когда Венеция, соскользнув с седла, подобрала длинную юбку костюма для верховой езды, из конюшни вышел Фингл, чтобы забрать ее кобылу. Она сразу поняла, что его распирает от новостей, и оказалась права: он сообщил ей, что через полчаса после ее отъезда из Андершо к дому прибыла запряженная четверкой карета, доставившая мистера Филина Хендреда.

Венеция очень удивилась, так как не получала не только предупреждения о визите, но даже ответа на письмо тете с сообщением о женитьбе Конуэя.

— Мой дядя? — воскликнула она настолько недоверчиво, что Фингл обрадовался произведенному эффекту и признался, что сам не может прийти в себя от изумления.

— Ваш дядюшка проделал весь путь в своей карете, мисс, — сказал он, очевидно считая, что это обстоятельство придает дополнительный блеск неожиданному визиту, — и, как я подозреваю, со своими кучерами, так как он не расплатился с ними и не дал им денег на еду, а сразу отправил их в «Красный лев».

— Отправил в «Красный лев»? — воскликнула шокированная Венеция. — Боже мой, как же вы и Риббл это допустили?

Но оказалось, что мистер Хендред отверг все гостеприимные возражения, чего, как Фингл напомнил Венеции, и следовало ожидать, памятуя, что когда он провел в Андершо неделю после кончины хозяина, то не позволил принимать ни его кучеров, ни лошадей.

— Правда, тогда при нем был его слуга, мисс, а теперь — нет.

Эти сведения, сообщенные весьма драматичным тоном, не произвели на Венецию особого впечатления. Она только сказала, что должна сразу же приветствовать гостя, и быстро направилась в дом, хотя Фингл уже приготовился описывать во всех подробностях недостатки почтовых лошадей, запряженных в карету.

Венеция не стала переодеваться, а сразу же прошла в гостиную, где, как сообщил ей Риббл, мистер Хендред пребывал в компании ее милости и миссис Скорриер. Войдя туда, она задержалась на пороге с раскрасневшимися от ветра щеками, хлыстом в одной руке и шлейфом костюма, наброшенным на другую. Когда мистер Хендред поднялся с кресла у камина и направился к ней, Венеция отпустила юбку, отбросила хлыст и двинулась ему навстречу, протянув руки.

— Какой приятный сюрприз, дорогой сэр! — воскликнула она. — Я так рада вас видеть! Впрочем, это не помешает мне разбранить вас! Мы в Йоркшире считаем себя оскорбленными, когда наши гости отправляют слуг и лошадей в таверну!

Прежде чем он успел ответить, вмешалась миссис Скорриер:

— Разве я не говорила, сэр, что мисс Лэнион будет вас ругать? Но вам следует знать, дорогая мисс Лэнион, что во многих поместьях, куда больших, чем это, недавно стало правилом принимать у себя не более одного слуги гостя и вовсе не принимать лошадей.

— Это не соответствует нашим северным представлениям о гостеприимстве, — отозвалась Венеция. — Но скажите, сэр, что привело вас в Андершо? Надеюсь, на сей раз вы погостите у нас как следует, а не отбудете в спешке, прежде чем мы успеем осознать, что вы приехали!

Суровые черты мистера Хендреда смягчила улыбка.

— Вам известно, моя дорогая Венеция, — ответил он сухим, педантичным голосом, — что я не настолько располагаю своим временем, как мне бы хотелось. Цель моего визита касается вас, и я надеюсь вскоре сообщить ее вам.

Венеция была удивлена, но так как мистер Хендред был ее главным опекуном, то решила, что он приехал обсудить с ней какой-то деловой вопрос.

— Если вы собираетесь сообщить, — улыбнулась она, — что мое состояние исчезло благодаря происходящему в таинственном месте, именуемом «биржа», подождите, пока я принесу нюхательную соль!

Мистер Хендред снова улыбнулся, но едва заметно, так как подобное предположение было слишком чудовищным, чтобы служить предметом для шуток. Миссис Скорриер вновь вмешалась в разговор:

— Вам не стоит долго держать мисс Лэнион в напряжении, тем более что у вас такая чудесная новость! Не бойтесь, мисс Лэнион! Ручаюсь, что цель приезда вашего дяди скорее приведет вас в восторг, чем в ужас!

К тому времени Венеции стали ясны два обстоятельства. Судя по исключительной любезности миссис Скорриер, она была хорошо знакома с социальным и финансовым положением мистера Хендреда и решила произвести на него благоприятное впечатление, а судя по холодному взгляду, которым были вознаграждены ее усилия, мистер Хендред испытывал к ней сильную неприязнь. Венеция решила увести его, пока он не дал ей резкую отповедь, поэтому она пригласила дядю пройти с ней в столовую, чтобы обсудить кое-какие дела. Миссис Скорриер отнеслась к этому на удивление благосклонно, объяснив свое поведение дочери, как только они остались одни, что доход мистера Хендреда, по слухам, составляет двадцать тысяч фунтов в год.

Шарлотта изумленно выпучила глаза, ибо внешность мистера Хендреда не свидетельствовала о подобном богатстве. Если бы не индивидуальность, присущая любому, даже самому простому костюму от Уэстона, он мог бы сойти за респектабельного, но весьма скромного адвоката. Это был худощавый человек ниже среднего роста, с тонкими ногами, редкими седыми волосами и резкими чертами лица, наделенными всеми признаками хронической диспепсии. Он всегда аккуратно одевался, но, так как ему были чужды любые формы щегольства и расточительности, не носил никаких драгоценностей, кроме перстня с печаткой и скромной золотой булавки в складках галстука, никаких ярких жилетов и длинных манжет, и, какое-то время одеваясь у Штульца, сразу же перешел к Уэстону после того, как мистер Штульц оказался настолько неразумен, что прислал ему новый сюртук, украшенный пуговицами с рисунком по последней моде и вдвое большими, чем казалось подобающим мистеру Хендреду.