Свидетели и свидетельницы быстренько последовали их примеру и тоже пошли танцевать. В своих апельсиново-желтых платьях, в диадемах, которые делали «Питера Блю» Мэри просто скромным украшением, подружки невесты были скорее похожи на гигантские воздушные шары, которые то пытаются взлететь, то снова с размаху бьются оземь. Танцплощадка вскоре стала напоминать площадку для игры в «нокаут». Было непонятно, пытаются юноши держаться рядом с девушками или все же им больше хочется избежать столкновения? Не помните, сколько там в этой игре получаешь очков за то, что столкнешь противника на землю или перекинешь через стол?

– Может, и нам надо потанцевать? – спросила я Эрика, когда юристы оставили нас за столиком одних, оживив танцы исполнением того, что они называли твистом.

– Я не танцую, – сказал Эрик. – А ты иди, если хочешь.

– Ну и как ты себе это представляешь? – спросила я. – Что я вот так просто выйду и закружусь одна, без партнера?

Эрик никак себе это не представлял, ему было плевать. Он мрачно смотрел в сторону матери, которая по-прежнему сидела на другом конце в окружении бабы-яги Кэтрин и других ведьм-кузин. Эрик говорил, у их семьи имеются норвежские корни. Охотно верю – его кузины были сущими троллями.

– Твоя кузина Хелена специально попросила пластического хирурга сделать ей нос, как у Майкла Джексона? – поинтересовалась я с улыбкой, надеясь подбодрить Эрика.

Он не слушал меня.

– Она ни слова мне не сказала.

Видимо, он мог говорить только о матери.

– Ей надо пообщаться со столькими людьми, – попробовала я оправдать ее.

– Мама меня ненавидит, – упорно повторил Эрик.

– Нет, ты не прав.

– Значит, она возненавидела тебя.

– Меня? – возмутилась я. – Меня-то за что? Что я ей сделала?

– Я думал, ты ей понравишься. Особенно то, что ты англичанка. Она без ума от вашей королевы.

– Может, тебе надо было сказать, что я – ее родственница, голубых кровей? – с сарказмом спросила я.

Эрик как-то странно то ли хмыкнул, то ли шмыгнул носом. Надеюсь, он не собирается плакать? О господи…

– А что ты проиграешь Эду, если нас не пригласят на День благодарения? – спросила я.

– Пикассо, только и всего.

– Что? Этого мерзкого павлина? Так стоит ли переживать?

– Не павлина, – вздохнул Эрик. – Набросок к «Гернике», тот, что висит у меня в ванной.

– У тебя в ванной висит настоящий Пикассо?

– Временно, пока я не решу, что делать со стенами в кабинете.

Мы говорили на разных языках.

– Послушай, ну и отдай ты ему Пикассо! Отыграешь его обратно как-нибудь в другой раз, когда вы снова поспорите, а?

– Да плевать я хотел на Пикассо, – сказал Эрик. – Мне и на машину, честно говоря, плевать. Но я не вынесу, если мама так и не заговорит со мной! Я думал, если она увидит меня… особенно, если она увидит меня здесь, с тобой…

Что мне было сказать? «Эрик, твоя мать не хочет принимать тебя таким, каков ты есть. Она плохой человек. Забудь, что она тебя родила и продолжай жить дальше и двигаться вперед»?

Это было то, что я на самом деле думала. Но Эрику я сказала совсем другое.

– Знаешь, что толку глазеть на нее с другого конца танцплощадки? Никто не поверит, что мы с тобой влюблены друг в друга, если ты будешь весь день таращиться только на свою мать. Попробуй сделать вид, что тебе хорошо со мной, что мы прекрасно проводим время вместе, и ты ее заинтригуешь: она не выдержит и подойдет.

– Ты думаешь?

– Женщины все такие, – уверенно заявила я.

– Ладно, – согласился Эрик, немного оживая. – Давай притворимся, что нам весело.

Он придвинул свой стул поближе к моему и, развернувшись ко мне, изобразил подобие улыбки, которая больше была похожа на оскал.

– Боже мой, Эрик, ты так улыбаешься? Это же кошмар.

– Как могу, так и улыбаюсь. По тебе тоже не скажешь, что ты всем довольна.

– Ты прав. Давай о чем-нибудь поговорим.

– О чем?

– Ну хорошо, давай делать так, как нас учили в драмшколе, если мы в массовке изображали беседу. Смотри, ты просто несколько раз повторяешь слово «абракадабра», а время от времени вставляешь «сы-ы-ыр» и улыбаешься. Понял?

Эрик фыркнул.

– Нам никто не поверит.

– Да это всяко лучше, чем то, как мы ведем себя сейчас. Люди думают, что мы ссоримся, а предполагается, что мы влюблены, у нас роман, который начался, между прочим, не так давно.

– Ладно, – вздохнул Эрик. – Абракадабра, абракадабра… абракадабра-дабра. Сы-ы-ыр!

– Баракада, баракада… карабада… ерунда.

– Ты о чем? – спросил Эрик.

– Да так, ассоциации.

– Не понимаю.

– Какая разница? Сы-ы-ыр!

Но Эрик уже не обращал на меня внимания.

– О боже, – прошептал он. – Кажется, мама идет к нам.

И точно. Миссис Нордофф направлялась к нам через танцплощадку с решительностью Наполеона, готового бросить Веллингтону перчатку и вызвать его на дуэль.

– Эрик, – обратилась она к сыну, поравнявшись с нашим столиком, – нам надо поговорить. Пойдем в холл.

– Конечно, мамочка. – Эрик вскочил. – Я… э… Лиза, я ненадолго.

Он робко двинулся вслед за матерью. Я показала, что держу за него кулачки, и беззвучно, одними губами сказала: «Удачи!» Ох и понадобится же она ему сейчас…

Эрик оставил меня за столом в одиночестве. Я с надеждой огляделась. Мой опыт на данный момент подсказывал, что стоит американцу или американке услышать мой британский акцент, как их уже никто и ничто не заставит побороть искушение заговорить со мной. Всем хочется послушать про историческую родину, даже если сами они ведут род от шведов, русских или китайцев. И все они рвутся поговорить о своем происхождении и родословной. Работая в «Ледибойз», я познакомилась по меньшей мере с тремя ребятами, утверждавшими, что они – прямые потомки короля Артура. Если вы думаете, что англичане одержимы разговорами о предках, так я вам честно скажу: увлечение моих соотечественников не идет ни в какое сравнение со страстью американцев. Американцы обожают поговорить о своем происхождении, и больше этого они любят только одно – смотреть телевизор.

Это напоминает разговоры про прошлую жизнь. Любая женщина, сменившая, по ее мнению, хотя бы однажды земную оболочку, будет уверять вас, что в прошлой жизни она была королевой Елизаветой или Клеопатрой. Ни одна из них не скажет, что была служанкой или рабыней. Вот то же самое и с генеалогией. Если человек завел разговор на эту тему – будьте уверены, он ни за что не скажет, что происходит от крестьян, возделывавших торфяные болота.