Но сегодня что-то никто не хотел обсудить со мной прародителей. Зато у меня возникло чувство, что кое-кто активно обсуждает меня. Я встретилась глазами с парочкой кузин Эрика, которые шептались, откровенно меня разглядывая, и явно недоумевали, чт́о такая славная девушка делает со стопроцентным геем. Я помахала им рукой. Представьте, это их нисколько не смутило и не побудило подойти и познакомиться со мной.

Я сидела и крутила за ножку бокал с шампанским. Похоже, даже официанты стали обходить меня стороной. Неужели так бросается в глаза, что я всего лишь притворщица, чужак в стае? В стае?.. Ха! Не смешите меня. Уж скорее тогда в своре, которая боится, что Эрик хочет ввести в их круг постороннего человека, который сочтет себя вправе претендовать на наследство.

Я обошла стол и встала так, чтобы огромная ваза с цветами заслонила меня от взглядов злобных кузин.

– Вас оставили в одиночестве?

Это был врач миссис Нордофф. Он неслышно вырос у меня за спиной. Я и не заметила, как он подошел: чуть-чуть выглядывая из-за ярко-желтых роз, я все смотрела на кузин, хихикающих надо мной.

– Ой, вы меня напугали! – воскликнула я. И, немного придя в себя, добавила: – Эрик пошел поговорить с мамой.

– Именно поэтому я решил, что мне стоит пойти пообщаться с вами.

– Благородный поступок. Спасибо.

– Не благодарите. Я очень этому рад.

Врач улыбнулся, и это была единственная искренняя улыбка, которую я увидела за весь день. Я уже успела убедиться в том, что семья Нордоффов обладает очень специфической мимикой. От того выражения лица, которое они называют улыбкой, не то что кровь стынет в жилах – ртуть, и та замерзла бы.

– Меня зовут Скотт, – представился врач. – Скотт Уолкер.

– Лиза Джордан.

Я протянула ему руку, и он энергично пожал ее.

– Чует мое сердце, что Эрику и миссис Нордофф есть о чем поговорить, – предположил мой новый знакомый, подсаживаясь ко мне. – Вообще на чужом семейном торжестве чувствуешь себя неуютно, особенно когда спутник на какое-то время оставляет тебя. Кругом незнакомые люди, все внимание которых поглощено пересказом друг другу новостей и сплетен о родственниках.

– А вы вроде бы не скучаете, – заметила я, – да и вниманием не обделены.

– И не говорите. Вот, например, замечательно провел последние полчаса, обсуждая с одним из гостей мучающий его геморрой. Сами понимаете, с докторами все хотят поговорить. Но только на одну тему: людям не терпится обсудить свое здоровье с врачом, пусть даже малознакомым.

– Да, кстати, не посмотрите мое колено? – пошутила я.

– Не отказался бы, – улыбнулся он.

– Вы на чем специализируетесь? – поинтересовалась я, и тотчас добавила: – Ничего, что и я спрашиваю вас о работе?

– Я онколог. Специалист по раковым заболеваниям. В основном занимаюсь раком груди.

– Понятно. Специалист по шарам? – улыбнулась я. Скотт посмотрел на меня изумленно и даже немного испуганно.

– Извините, – смутилась я. – Дурацкая шутка.

Он с облегчением рассмеялся и сказал:

– Да нет, это вы меня извините. Просто сразу не сообразил, что за шары.

– Скажите мне, пожалуйста, а что привело вас сюда, на свадьбу племянницы миссис Нордофф? – спросила я, чтобы поскорее сменить тему.

– Миссис Нордофф буквально только что провела благотворительный аукцион, на котором в пользу моей клиники было собрано полмиллиона долларов. За эти деньги я готов хоть на голову встать, лишь бы она была довольна.

– Да, нехилая сумма.

– Миссис Нордофф – потрясающая женщина. Среди ее друзей немало по-настоящему богатых людей, и мне почему-то кажется, что почти никто из них не сможет отказать ей помочь в финансировании очередного благотворительного проекта, если миссис Нордофф лично попросит их об этом.

– То есть вам с ней просто повезло?

– Именно. Таких людей в наше время встречаешь нечасто.

С нашего со Скоттом места была видна та часть гостиничного холла, где расположились Эрик и миссис Нордофф. Судя по их мимике и жестикуляции, разговор шел бурный. Некоторое время мы со Скоттом непроизвольно смотрели в их сторону. Скотт первым ощутил неловкость. Он сочувственно вздохнул и, обернувшись ко мне, завел разговор о другом.

– Ну и как вам Лос-Анджелес?

– А? – вздрогнув, переспросила я. – Что вы сказали? А, Лос-Анджелес! Здесь здорово. Калифорния – это вообще сказка. Наверное, это говорит о моем дурном вкусе или отсталости, – усмехнулась я. – Кажется, сейчас считается продвинутым любить Нью-Йорк?

Скотта это явно развеселило. Он улыбнулся:

– А по-моему, вы абсолютно правы. Здесь, на Западном побережье, действительно здорово. Я и сам перебрался сюда из Нью-Йорка.

– А что, здесь клиника лучше?

– Признаюсь вам, причины, по которым я сделал это, были не столь благородны. Если быть точным, то я попросту сбежал сюда.

– Было от кого?

Вместо ответа Скотт поднял бокал шампанского и сделал большой глоток.

– Можете не отвечать, – сказала я. – Я и сама сбежала. А неплохой отель, да?

– И вид замечательный.

Вид открывался действительно великолепный. Особое очарование ему придавала белоснежная яхта, как раз появившаяся на горизонте.

– Вообще вид из окна – это самое важное в доме, – продолжала я ворковать. – Непринципиально даже, как там внутри, главное – если в окно видно, например, море.

– Согласен. Это помогает почувствовать, что жизнь несоизмеримо больше нас самих, – сказал Скотт. – Пациентам, дела которых совсем плохи, я всегда советую побольше смотреть на море. Это помогает отвлечься от грустных мыслей.

– И понимаешь, как мало значат для мироздания все твои беды и проблемы, – вздохнула я.

– Да. Это мне и нравится. В конце концов, любой из нас не более значим для этого мира, чем, например, вон тот букет. Согласитесь, Лиза, наши судьбы – это всего лишь едва заметные мазки на огромном полотне жизни, и осознать все величие этого полотна нам просто не дано. Живы мы или умерли – волны не перестанут набегать на берег. Осознание этого дарит свободу.

– Как-то это мрачно…

– А может, потанцуем? – неожиданно спросил Скотт, и его улыбки оказалось достаточно, чтобы я вспомнила – не все в мире так уж плохо.

Оркестр как раз заиграл «Давай забудем обо всем». Эта песня была гимном нашего недолгого романа с Брайаном Кореном, свидетелем на свадьбе Билла и Мэри и вторым по значимости «бывшим» в моей жизни.

Мы со Скоттом вышли на танцплощадку. По правде говоря, я опасалась, что воспоминания нахлынут на меня и я не смогу сдержать эмоций. Но Скотт улыбнулся, и мы легко закружились в ритме мелодии. Все же это было как-то нереально: раньше, услышав эту музыку, я бы разрыдалась, а теперь вот танцую с первым встречным, и мне хорошо, и я не надрываю душу воспоминаниями о том, что было безвозвратно утеряно вместе с Брайаном. Значит, все и правда проходит рано или поздно… Неужели так будет и с песней…