Удивительно, но обувь тоже просохла.

— Пора домой, — пробормотала Тиса.

С платьем под мышкой она отправилась за мельницу переодеваться, оставив парня у костра. Пылающая в закате Вежа и здесь клубилась водоворотами. Пребывая в смятенных чувствах, Войнова застегивала пуговицы воротника. Пальцы слушались плохо. Боже, минуту назад она была так близка к тому, чтобы бесстыдно поцеловать юнца. Это просто несусветная глупость с ее стороны! «Марика будет с ним счастлива», — пришла неожиданная мысль и чуть не заставила расплакаться снова.

Русалка была не права, назвав ее счастливой. По крайней мере, не сейчас. Еще месяц назад в душе царила пусть не гармония, но убежденность в здравости мыслей, желаний и действий. А сейчас… Взглянув на танцующую реку, девушка почувствовала решимость сделать то, в чем до сей поры сомневалась. Если эти слова сделают Илу хоть немного счастливее в ее безрадостном существовании… Войнова подошла к воде и, опустив в нее пальцы, позвала:

— Ила!

Ждать пришлось недолго, и на этот раз Тиса не испугалась. Из воды показалась голова наяды, и течение заиграло ее длинными волосами. Окрашенные закатом, они уже не казались такими белыми, как раньше. Заходящее солнце слепило и не давало разглядеть лицо. И если не знать, кто перед ней, то русалка вполне могла бы показаться обычной купающейся девушкой.

— Тиса… ты?

— Да. Я отдала твой венок, Ила.

— О-о! — пропела дива.

— Маняше очень понравился твой подарок. Она просила передать, что никогда не забывала тебя, всегда будет помнить и любить и будет молиться о твоей душе Единому.

Ила улыбнулась почти счастливой улыбкой.

— А какой у нее жених?

— Кажется, вполне хороший парень. Любит ее. И она его тоже.

— Это хорошо. Маняша заслуживает счастья.

— Да, она славная девушка.

— Спасибо! — поблагодарила наяда. — Я буду помнить, что ты для меня сделала.

— Не за что.

Речная дива махнула на прощание рукой, сверкнув перепонками меж белых пальцев, и исчезла под водой. Войнова почувствовала, как в ее душе потихоньку утихает буря. Она вернулась на поляну. Пока ее не было, шкалуш уже свернул привал — затушил костер и упаковал вещи.

Со словами благодарности Тиса отдала юноше его куртку. У круглого бока Ватрушки помедлила, затем пробормотала:

— Трихон, прости, я тут разревелась, как девчонка. — Опустив голову, она коснулась мочки уха. — Я не должна была потакать своей слабости и тем ставить тебя в неловкое положение.

— Все в порядке, Тиса Лазаровна.

— Прошу, забудь мою непрошеную исповедь, иначе я буду чувствовать себя виноватой.

— Считайте, что ничего не было.

Парень отвернулся и проверил подпруги — лишь для того, чтобы занять чем-то руки. Подсадил спутницу в седло. На пути к дому они почти не разговаривали.

На подъезде к части им повстречалась сменная станица. Тиса заметила среди военных Витера. Старшина окинул встречных мрачным взглядом. Похоже, он еще не скоро успокоится.

На территории части, пристроив лошадей Зошику, Трихон сказал, что сам отнесет клюкву на чердак и пересыпет в лоток. Девушка не спорила, усталость и впрямь валила ее с ног. День оказался слишком тяжелым как для тела, так и для души.

После позднего завтрака первым делом захотелось подняться на чердак. Шкалуш действительно, как и обещал, высыпал ягоды в лоток. Клюква лежала ровным слоем, крупная, красивая. Но только один лоток, когда нужно три. Хорошо бы в ближайшее время собрать еще ягод, ведь дальше пойдут уже предпраздничные дни. Вспомнив черного латника, Тиса поморщилась — она не горела желанием возвращаться на болото. Снова всплыли мысли о шкалуше, но и их погасила усилием воли. С непрошеными мыслями иногда получается поступать так же, как ранее с видениями, загоняя их в дальний уголок памяти.

Сегодня она проснулась с нелегким сердцем и долго лежала в постели, переосмысливая вчерашний день. К сожалению, думы не радовали. Надо смотреть правде в глаза: она слишком заинтересовалась шкалушем, сама того не желая, и собственными руками перечеркивает сложившуюся дружбу. Глупая!

Со вздохом Войнова направилась в гостиную. Там, сидя за кособоким столиком, написала записку Ганне, в которой предложила встретиться на базаре завтра пополудни и поговорить о Зое. На конюшне она нашла Цупа и попросила его отвезти весточку в гимназию. Возница был не прочь, поскольку вскоре как раз собирался в город по делам Жича.

Тиса завернула за конюшню к поленнице. Хотя что решат эти последние тренировки? Жнух-то уже вот он, на носу. Пусть говорят, что перед смертью не надышишься, но настроение таково, что хотелось побыть одной. Повернув полено так, чтобы круглым срезом оно глядело на нее, нарисовала угольком точку в центре годовых колец. Отмерив шагами расстояние в четыре сажени, развернулась. Замах над головой. Бросок. Пол-оборота. Раз! Нож вонзился ровно в сердцевину полена. Очень неплохо. На Жнухе, чтобы срезать корзину, нужно пять таких точных ударов. И совсем не важно, чем ты их сделаешь: ножом, саблей, стрелометом, да хоть копьем, лишь бы попасть в пять мишеней, каждую размером с подсолнуховое семечко.

Войнова вытащила нож из полена и нанесла еще дюжину ударов. Почти все приходились на угольный пятачок, но метательница все равно осталась недовольна. В этом году победить должна она — ради Зои. Если не выйдет, придется угнать служебную коляску у собственного отца и продать чиванским перекупщикам. Невольно улыбнулась шальной мысли.

— Добрый день, Тиса Лазаровна, — голос шкалуша заставил вздрогнуть.

Юноша оглядел полено с мишенью с одобрением.

— Не знал, что вы так хорошо владеете ножами, иначе поостерегся бы шутить в ваш адрес.

Тиса вяло улыбнулась.

— «Хорошо» — недостаточно для того, чтобы победить. Ты не видел, как стреляет Климыч.

Она прицелилась и метнула нож. И промахнулась. Присутствие шкалуша выбивало из колеи.

— Я уверен, что этот бросок — исключение, нежели правило, — сказал Трихон, выдергивая нож из мишени. — Вы мастерски это делаете. Это очевидно. Все, что вам надо, — это научиться сосредотачиваться.

Он вручил нож девушке.

— Закройте глаза.

Тиса моргнула.

— Не бойтесь, — улыбнулся парень. — Закройте, прошу вас.

— Я не боюсь, — фыркнула, опуская ресницы. — Это какой-то шкалушский обряд?

— Да, заставлю вас съесть старого сайгака, — пошутил горец и добавил серьезно: — Постарайтесь умерить свое дыхание.

Она послушно выдохнула, усмиряя воздух в легких.

Легко сказать, когда каждой частичкой кожи чувствуешь близость парня. Но через некоторое время все же смогла успокоиться.