— Это невероятно, — прошептал Эмери, обращаясь к Гальену. — Они что, с ума сошли? Как они могут отчислить нас?

— Еще как можем! — рявкнул Алебранд, который, как оказалось, прекрасно все слышал. — Мы просто откажемся продлевать контракт. Мы не желаем отвечать перед ее величеством за наших выпускников, которые блистательно явят при дворе свою никчемность!

— После всего этого остается только удавиться, — сказал Эмери.

— Сделайте одолжение, — фыркнул Алебранд. — Впрочем, вам-то как раз не зазорно и остаться в живых. Нет, я имею в виду кое-кого другого.

«И я знаю — кого, — подумала Софена. — О, сколько неправедных гонений выпадает на долю человека, способного иметь собственное мнение!»

— Итак, — заключил Алебранд, — если вам все ясно, то позволю себе проститься с вами, господа. До встречи на экзамене. Желаю вам, хе-хе, удачи. Кое-кому из вас, по-видимому, больше ничто не поможет.

В отличие от многих своих коллег, не покидавших Академию годами, магистр Даланн жила в городе. У нее был собственный дом в Коммарши. Никто из студентов никогда не видел этого дома, и Софене стоило немало труда выяснить, где он находится.

Девушка увидела это здание еще издалека — как она и предвидела, дом напоминал саму Даланн: крепкий, приземистый, с множеством крохотных окон-бородавок. И, словно бы для усиления сходства, из многих торчали, подобно волоскам, горшки с длиннолистыми растениями.

В этой части Коммарши Софена прежде никогда не была и теперь с интересом озиралась по сторонам. Для жительства магистр Даланн выбрала не самый респектабельный район: здесь по большей части обитали лавочники средней руки, ремесленники и государственные служащие. Некоторые домовладельцы сдавали комнаты офицерам. Чего в этом районе не было и в помине, так это харчевен: все здешние жители кушали исключительно у себя дома, а приезжим здесь делать было нечего.

Всей кожей Софена чувствовала, как недовольны здесь появлением чужака. Улицы с узкими, тщательно вымытыми мостовыми были почти пустынны. Если здесь и появлялись прохожие, то они в точности знали, куда идут и с какой целью покинули собственный дом. Никто не гулял просто так. Да и гулять-то особенно негде: ни садов, ни аллей, ни нарядных площадей со статуями, скамьями и фонтанами. Каждый клочок земли аккуратно застроен.

Софена шла и думала о том, что за каждым окном потаенно развивается чья-то жизнь, благополучная, размеренная, надежная. Такая, какой у Софены никогда не будет, сколько бы она ни старалась.

«Ну и не нужно! — решила она. — В самом деле, не вздумала же я им завидовать? Да и чему тут завидовать? Тоска зеленая. Каждый день одно и то же — и так семьдесят лет подряд. Ужасно. Лучше уж вести бурную жизнь, все пережить и повидать и умереть молодой... И лежать в гробу красивой», — добавила она, иронизируя над собой. Впрочем, эта ирония была искренней лишь отчасти.

Люди, скрывающиеся в домах, показались ей недружелюбными, неприятными, только и ждущими удобного случая изгнать чужака из своего района.

«Так будет с тобой всегда, — мысленно обратилась к себе Софена. — Ты нигде не будешь своей. Вечная изгнанница, вечно отверженная...»

Мысль о своей отверженности, о предательстве единственного близкого ей человека — брата — заставила Софену помрачнеть. И тут же она вспомнила о том, что сюда привел ее дружеский долг по отношению к другому человеку. Не такому близкому, как брат, но все же сходному с Софеной по душевному устроению.

Девушка ускорила шаги, и вскоре дом «Под Поющей Коровой» предстал ее взору. На фасаде, под самой крышей, действительно имелся барельеф, изображающий корову: это животное, вопреки своей натуре, стояло на задних ногах и, вытянув морду в трубочку, самозабвенно «пело». В любом другом месте такая фигура выглядела бы забавной, и прохожие останавливались бы, чтобы вдоволь посмеяться, любуясь Поющей Коровой. Но только не здесь. Здесь даже самая абсурдная композиция освящалась давностью лет и традицией — и как следствие приобретала удручающе солидный вид.

Софена решительно взялась за дверной молоток, сделанный в форме коровьего копытца, и постучала.

Звон разнесся по всему кварталу. В нескольких окнах соседних домов промелькнули смутные тени: соседи полюбопытствовали — кто это явился к госпоже Даланн.

«Вряд ли она живет в таком доме одна, — подумала Софена. — Интересно, сколько у нее слуг? И что мы вообще знаем о магистре — кроме того, что она безобразна, изучает эстетику и, по-видимому, не имеет ни мужа, ни детей? А вдруг у нее все есть — и муж, и дети?»

Девушка тряхнула головой, отгоняя эту мысль, и тут дверь распахнулась. Открыла сама Даланн.

— Что это вы тут трясете головой, как будто у вас слепень в ухе? — осведомилась она подозрительно.

— А? — Софена заморгала, растерявшись. — Простите... Я хотела поговорить с вами, магистр.

— Какая наглость! — объявила Даланн, подбоченясь. — Явиться ко мне домой! Разве вы не могли переговорить со мной в Академии? Хвала правящей королеве — там довольно места для разговоров, если не для прилежной учебы.

— Нет... я хотела лично... Чтобы никто не видел, — пробормотала Софена.

— Ну конечно! Для этого вы узнавали, где я живу, и тащились пешком через весь квартал. Теперь уж точно никто не узнает, что вы побывали у меня в гостях и вели какие-то таинственные беседы. — Даланн выглядела сердитой, и вместе с тем было очевидно, что магистра забавляет ошеломленный вид девушки, всегда такой самоуверенной.

Софена топталась на пороге, явно не зная, куда девать руки, которые вдруг сделались красными и шершавыми.

— Заходите, — смягчившись, позволила Даланн.

Софена скользнула в темную комнату. Магистр подкрутила фитиль у лампы, и комната озарилась тусклым золотистым светом. Здесь находилось несколько массивных сундуков, украшенных грубой, но выразительной резьбой: фрукты и ленты. Эта резьба, как ничто другое, придавала им сходство с богатыми гробами.

Лестница из темного дерева вела наверх. Магистр начала подниматься по ступенькам, сильно топая толстыми короткими ногами. Софена ступала следом, любуясь собственной тенью на стене: тень плясала и извивалась, но все равно оставалась тенью стройной, хорошо сложенной девушки, в то время как тень Даланн сохраняла неизменные очертания человекообразного шарика. Сгусток материи, из которого состояла магистр Даланн, был настолько плотным, что даже тень ее оставалась густо-черной при любых обстоятельствах, и очертания ее не расплывались, были четкими и резкими.

Стены здесь были украшены резными панелями: все те же толстые фрукты и упитанные банты.

Даланн указала на одну из запертых дверей, выходивших на площадку второго этажа:

— Мой квартирант. Офицер. Очень приличный и чрезвычайно раздражительный господин. Так что ведите себя тихо.

Она открыла другую дверь, и Софена оказалась в помещении еще более темном, чем прихожая. Даланн протопала в темноте к окну и раскрыла ставни. В крохотное оконце с трудом протиснулось несколько бледных солнечных лучей. Первым стал виден вишневый бархатный занавес, перегораживающий комнату надвое. Софена предположила, что за ним находится спальня. Нижний край занавеса был обшит сотней помпонов, также бархатных, только, другого цвета — густо-синего.