Снид подвел нас к середине, где раньше был то ли внутренний двор, то ли атриум, окруженный четырьмя внутренними стенами. Через этот промежуток были перекинуты веревочные мосты, пересекая его горизонтально или под жуткими углами между этажами. Но нам не пришлось ими воспользоваться. Парни Снида вкатили тележку в решетчатую кабину лифта, где хватило места и для Фуры. Остальным было велено ждать, когда лифт снова спустится вниз.

Я поглядела, как лифт с грохотом поднимается на верхние этажи, послушала отдаленный скрежет решетчатых дверей и грохот колес, а затем скулеж, и кабина поползла обратно. Снид фыркнул и вытер рукавом нос, сделав веревочный мостик из слизи.

– Что здесь происходит, мистер Снид? – спросила я. – Знаю, этот мир переживает не лучшие дни, но такое ощущение, что мы попали сюда в самый разгар войны.

Он шмыгнул, отчего в горле заклокотала мокрота.

– Это непростая история, Траге. Тут у нас не совсем война, скорее переделка. Понимаешь, дела пошли чуточку наперекосяк из-за упадения торговли, прошлогодней банковской паники и общих проблем с правособлюдением. Но к счастью, у мистера Глиммери были все необходимые связи, чтобы взяться за наведение порядка. Нужный человек, нужный момент. Когда повсюду наступает разлад, могут появиться новые возможности – и лишь такому человеку, как мистер Глиммери, по силам взять да и сделать все то, что совершенно необходимо.

– Смахивает на захват власти, – заметила Прозор.

– А ты не из тех, кто размышляет над каждым словом, – да, Лодран, или как тебя там? Если позволишь заметить, ты выглядишь старше остальных.

– Старше, уродливее и мудрее.

– Насчет последнего не в курсе, но ты наверняка не единожды обогнула Старое Солнце. Давно ты тянешь лямку с командой кэпа Маранс, Лод?

– Достаточно давно, чтобы понимать, когда люди суют нос не в свое дело, – ответила Прозор.

Снид мне с первого взгляда не понравился, но наше положение было достаточно зыбким, и не стоило ссориться с этим типом или с его предполагаемым хозяином.

Я выдавила любезную улыбку:

– Вы уж простите, мистер Снид. Мы привыкли помалкивать о своих делах. Это единственный способ сохранить хоть какое-то преимущество перед другими экипажами, но он заставляет с подозрением относиться к расспросам и добровольной помощи, о которой мы не просили. Конечно, бывают исключения, и в том, что касается Гребен, мы благодарны за любое содействие.

– Ну, видно, космоплавателям простительно быть малословоохотливыми, – согласился Снид. – Твой кэп тоже не любит чесать языком, Траге. Я видел только одного человека, у которого светлячок зашел дальше, чем у нее. Как она заполучила жестяную руку?

– Она не рассказывала, – ответила я, поскольку относительно этой детали мы так договорились. – С этим связана какая-то темная история, вот и все, что я знаю.

– Рука, что ни говори, красивая. Если решит продать, я дам кругленькую сумму.

– Уверена, капитан примет это к сведению, – сказала я.

Лифт вернулся. Мы ехали по внутренней стене атриума, а по бокам бежали потоки коричневой воды, с плеском падая в заболоченный кратер. Наконец мы добрались до освещенных и обитаемых уровней больницы. Конечно, это было лучше, чем продуваемая ветром пустота нижних уровней. Но лучше – в самом незначительном смысле.

Пахло плохо. Не настолько плохо, как из сундука Страмбли, но его крышку мы могли закрыть, а от смрада в больнице было некуда деться. Хуже всего, что здесь пытались заглушить вонь химикатами, достаточно сильными, чтобы щекотало в носу и слезились глаза, но этого оказалось недостаточно, чтобы полностью замаскировать разложение и болезнь.

– Все не так уж плохо, когда акклиматируешься, – заверил Снид. – Хотя в первый раз я целое ведро наблевал. Теперь меня это ничуть не беспокоит, что подчеркивает, как ужасно смердит ваша приятельница! Пойду-ка поищу доктора Эддралдера, ладненько?

– Я избавлю вас от лишних хлопот, мистер Снид, – сказал мужчина с чрезвычайно низким голосом, подходя к нам от лифта с зонтиком в одной руке, раскрытым, несмотря на то что мы находились в помещении, и стопкой листов бумаги в самодельном зажиме в другой. – Я Эддралдер. Кто из вас пострадавшая?

– Та, что на тележке, – указала я. – Гребен в грузовом сундуке. Пришлось ее тащить через вакуум, а она не в том состоянии, чтобы надеть скафандр.

– Понимаю. Вы, стало быть, капитан, о котором мне рассказали? Маранс, правильно?

– Нет, это… – Я чуть не ляпнула «моя сестра», но спохватилась. – Я Траген. Капитан Маранс поднялась на лифте первой. Где она, мистер Снид?

– Ей не терпелось добраться до лебедки, Траге. Присоединяйтесь, если вас это так волнует. Она за синими занавесками в самом конце коридора.

– Я схожу за ней, – заявила Прозор.

– Увидимся через минуту, Лод, – сказал Снид, кинув руку к виску, будто отдавая честь другу, который собрался на войну.

Доктор Эддралдер положил свои бумаги на стол рядом с лифтом и выудил из кармана фонарик. Смотровое отделение было просто частью гораздо большего помещения – или комплекса помещений, как я предположила, – занимавшего, должно быть, почти весь этаж. Если судить по металлическим колоннам от пола до потолка, планировка была такая же, как и внизу. Но здесь имелись стекла в окнах, дыры были заделаны, под потолком змеилась проводка и горели электрические лампочки, а ширмы и перегородки обеспечивали относительное уединение как врачам, так и пациентам. Здесь стояли койки, тележки и различные предметы медицинского оборудования, включая батарею мощных ламп, которые можно было катать на колесиках.

– Не знаю, что успел вам рассказать Снид о наших обстоятельствах, Траген. Разумеется, я постараюсь помочь вашей подруге. Но обязан предупредить: не нужно иллюзий.

– Снид говорил, что некий мистер Глиммери заинтересован в нашем благополучии, – сказала я.

– Да, мне сообщили, что наш… меценат вами заинтересовался. – На миг в голосе послышалось напряжение, но я подумала, что это просто от усталости – доктор с трудом подбирает слова после долгого трудового дня. – Мы сделаем все, что в наших силах. Как поступаем всегда.

– Мы ценим любую помощь, которую вы сможете нам оказать, – сказала я.

Эддралдер был очень долговяз – один из самых высоких людей, кого мне случалось видеть, – и к тому же он худой, точно отражение обычного разумника в кривом зеркале. Лицо у него было невыразительное, тусклое, с синяками под глазами цвета бледно-серой гальки. Нос великоват; тяжелая челюсть, поджатые в сомнении губы и черные волосы, разделенные пробором на две симметричные волны. Доктор носил бледно-голубой хирургический халат, закрывающий тело от плеч до ступней, и его манера двигаться заставила меня вспомнить о скольжении игральной фигуры с квадрата на квадрат, потому что ноги едва шевелились.

– Я должен что-нибудь узнать о характере травмы, Траген.