Дина вышла из кабинки, умылась холодной водой, потуже завязала косынку на голове. Вышла такой же спокойной, как вошла. У палаты ребенка ее ждал Александр.

– Дина, я привез документы по Вите и Людмиле. Заявления. Наше заявление об удочерении ребенка. Опека, разумеется, согласится после такой истории. А ты не хотела торопиться с оформлением брака. Но я знал, что с тобой надо быть во всеоружии и ко всему готовым. Состояние ребенка требует серьезного внимания. Мы свозим ее куда-нибудь. Я этот вопрос решаю. Родительских прав Людмилу лишат в процессе суда особым решением. Главная причина: пусть ее обманули, но она не пыталась искать дочь. Эта липовая справка с кладбища ее устроила.

– Я тоже не пыталась искать убийц Вадима… Столько времени. Просто не хотела, чтобы лезли в нашу жизнь, – задумчиво сказала Дина.

– Но он был убит на твоих глазах. По поводу девочки у матери должны былы сразу возникнуть вопросы… Это непростительно. И еще, Диночка. Такой тяжелый для тебя день. Убийцу Вадима арестовали. Это брат Раисы Чибиряк. Уже признался и даже выдал орудие преступления. Вадим после письма Людмилы к ним ездил. Он как раз пытался что-то узнать. В запале угрожал Раисе. Брат-близнец решил ее так спасти…

– На меня рухнуло небо, Саша. Если бы я тогда настояла на поиске убийцы, подключила бы кого-то… Этого близнеца бы сразу взяли, все бы раскрылось, и не я бы нашла Виту, не сейчас. Нам бы не пришлось отбирать у живой матери ее ребенка… Что мне делать с этими документами, я не поняла.

– Я подумал, что с нашей стороны будет порядочно, если мы Людмилу обо всем предупредим. И пообещаем, что будем хорошо растить ее дочь… Земцов дает нам свидание.

– Хорошо. Поехали. Девочка как раз спит. Подожди меня во дворе, я оденусь.

Их привели в крошечную комнату для свиданий, ввели Людмилу. Дина ее не узнавала. То же бледное худое лицо, но глаза – две раны, при этом они живые, открытые, ждущие, а не враждебные щели для прицелов во врагов, как тогда. Мать узнала, что ее дочь жива. Замучена, истерзана, но жива.

– Здравствуй, Люда, – сказала Дина, передала Александру папку с документами, подошла к Людмиле и обняла ее. – Поздравляю тебя. Вита поправляется. Сейчас покажу фотографии, уже на триста граммов поправилась. Я как раз удачно отпуск взяла. Можешь считать меня нянькой по особым поручениям. Старшая сестра сегодня меня похвалила. Говорит, на работу возьмем. Руки подходящие. Девочка улыбается. Она улыбается, твоя девочка, Люда!

– Ох ты господи боже ж ты мой! – хлынули слезы из глаз Людмилы. – Вот эти руки она похвалила?

Она схватила руки Дины и прижала к своему лицу.

В машине Дина и Александр, конечно, молчали почти всю дорогу. Потом Дина сказала:

– Я буду бороться за то, чтобы она получила свою дочь. И ты будешь за это бороться, если я тебе нужна.

– Да понятно, могла бы не делать таких страшных заявлений. Но все это кошмар. Хотя ты, разумеется, права.

Валерий Николаев зашел к Земцову попрощаться. Он уже был в костюме тысяч за пятнадцать баксов, с непременными часами – золото, масса бриллиантов, которые на российских ворах и казнокрадах всегда висят, как браслет с клеймом.

– Ну что, прощай, полковник Слава. Неплохо провели время, да?

– Неплохо, – согласился Слава. – До свидания, Николаев. Такая жизнь получается чудна́я штука, что лично я нашего свидания не исключаю.

– Не исключай, конечно, – весело рассмеялся Николаев. – За то тебе твой казенный грош платят, чтобы ты такие фантазии не исключал. Будешь в Германии – звони, приму как друга. Покажу, как люди живут. Понравился ты мне, если честно. Пригласил бы на работу, так ты же не пойдешь. Принципиальный небось.

– Киллером приглашаешь? – изумленно спросил Слава.

– Да дел у меня найдется на любой талант. Ну что, соврал я про то, что меня опередили? То-то же. Мне верить можно и нужно.

– Не соврал… Прошу прощения, мне нужно на суд по делу об убийстве Артема Марселя.

– Удачи. Сказать прикол напоследок? И тут меня, скорее всего, опередили. Этот Марсель многим был бельмо в глазу. А получилась вроде смешная история.

– Да, обхохочешься, – жестко сказал Слава. – Убит известный, полноценный и нужный обществу человек, а убийца – гениальный мальчишка, который рамсы попутал от дурной любви.

– И это мне в тебе нравится, – сказал Николаев. – К сердцу ты все близко принимаешь. Но совет напоследок: завязывай с этим. Ты что, плакальщица за три копейки – горевать по жмурикам? У тебя самого жизнь одна. И прожить ее надо… как надо. Так что подумай и звякни мне. Все перетрем. Тебе понравится.

…Странный то был суд. В зале сидели молчаливые люди – печальные и суровые. Сотрудники канала. Пострадавшей, а также главной свидетельницей обвинения была Дина. В зале было много журналистов. Дина подошла к своему оператору и сказала тихо:

– Ничего не снимай. Мы не будем давать этот процесс. Я просто объявлю минуту молчания.

Она изложила ситуацию, уложившись в несколько минут. Прокурор читал длинное и нудное обвинение. На фоне яркого и эмоционального обвинения самого себя, которое все уже услышали в объяснении Дениса, официальное заключение не прозвучало. Прокурор потребовал десять лет строгого режима. Адвокат произнес вялую, бессодержательную речь. После нее Денис обратился к судье:

– Разрешите уточнить, ваша честь…

И «уточнил», как показалось Славе, еще лет на пять. Напирал на особый умысел, долгую подготовку. Мать Дениса, довольно молодая по возрасту и почти старуха внешне, вообще не смогла говорить. Постояла, прижав носовой платок ко рту, махнула рукой и ушла в свой угол. Последнее слово Дениса было катастрофическим. Он сказал, что очень жалеет убитого им человека, но сам факт, что он так сознательно его убил, говорит о том, что в нем есть потенциал убийцы.

Судья уже собирался уйти в совещательную комнату, но ему передали записку.

– У меня тут просьба эксперта по делу Масленникова. Он просит дать ему слово. Разумеется, Александр Васильевич, мы вас слушаем.

– Я не собираюсь комментировать или опровергать ничего из того, что тут прозвучало. Это не входит в мою компетенцию. Я просто прошу вас, ваша честь, внимательно прочитать мое заключение после психиатрической экспертизы обвиняемого. Вы, конечно, поймете, что Василевский является человеком с феноменальными интеллектуальными возможностями. Я просил бы это учесть и указать в частном определении к приговору то, что ему нужны соответствующие условия содержания.

– О чем вы? О том, что человек, совершивший подобное преступление, должен быть освобожден от работы или может рассчитывать на более комфортные в отличие от других условия?

– Нет. Обвиняемый привык и к тяжелому труду, и к суровой жизни. Он – не лодырь, мягко говоря. Но ему, как никому другому, необходимо личное пространство, возможности для занятий и учебы. Не секрет, что в наших учреждениях студентам или ученым не дают книг или запрещают читать. Такое бывает. Это хотелось бы предупредить в процессе, сейчас. Я не беру на себя полномочий адвоката, не оправдываю ни в чем обвиняемого. Скажу простую вещь. Убит нелепо прекрасный, авторитетный деятель. Сейчас получит свой серьезный срок убийца. Но растоптать окончательно судьбу и будущее человека с такими невероятными способностями, человека, который только начал свою самостоятельную жизнь, мы не имеем права позволить. Это тоже преступление. Лично я беру на себя право контроля.