возможно сотню раз подумала бы стоит ли его рожать. Хотя кого я обманываю? Конечно, ничего не изменилось бы.

Но теперь я еще лучше понимала Сашу, свою невестку, которой помимо двоих детей приходилось кормить и алкаша мужа и даже как мне кажется стала иначе к ней относиться. Она тянула на себе всю семью, она же смогла, значит смогу и я. Надо просто подумать, где раздобыть денег или взять подработку. Но с ребенком на руках будет сложно найти что-то нормальное, хотя я ведь еще не искала.

Мысли о безрадостном будущем впивались в мозг как стервятники и головная боль не утихала, и я не сразу поняла, что уже не одна в кухне.

– Как давно это продолжается?

Паша стоял сзади, и как только его голос коснулся моих ушей, я вздрогнула и обернулась.

– Что продолжается? – спросила, искренне надеясь, что он не успел услышать унизительные подробности, он и без того обо мне плохого мнения, и опустила глаза, когда Суворов впился в меня испытующим взглядом.

– Иваныч тебя прессовал или это у вас игры такие ролевые?

Его предположение заставило прыснуть от смеха, настолько неожиданным оно оказалось, а потом я поняла, что смех был истерическим, плавно переходящим в слезы. Всхлипнула, отвернулась к окну, торопливо стерла с лица соленые дорожки.

– Да, Паша. Игры, – ответила сдавленно и почувствовала, что он подошел вплотную, и встал за спиной. – Он пристает, я сопротивляюсь. Это у нас для разогрева.

Горло сдавило от боли и обиды на судьбу, и я замолчала ненадолго, но открытая рана все еще кровоточила, и мне хотелось высказаться.

– Мне, может, нравится, когда меня вот так берут грубо, чтобы больно было и неприятно! Я же ненормальная баба, нежно со мной обращаться не надо, давайте все бейте, швытяйте, обзывайте, я же только для этого гожусь…

Не выдержала и позорно всхлипнула, содрогаясь всем телом. Как собака побитая как дворняжка бездомная. Сердце разрывалось от боли.

На плечи легли тяжелые руки, и Суворов развернул меня и прижал к себе, зажимая мои скрещенные на груди руки между нами. Говорить не могла, сил оттолкнуть его не было, и я заплакала еще сильнее, чувствуя, как от простых объятий душу рвет на куски.

– Тише, тише, Журавлёва, я же здесь с тобой. Он тебя не тронет больше. Клянусь тебе, не тронет, – голос Пашки звучал успокаивающе. Негромко и ласково, и я еще сильнее расплакалась. – И я тебя не трону. Никогда больше не сделаю больно, клянусь.

Его голос оборвался, будто слова дались ему с трудом, и он замолчал, прижимая меня к себе, баюкая в своих огромных руках. Успокаивая как тогда в машине.

– Если бы я только мог вернуться в тот вечер и все исправить, – он сжал меня сильнее, и мне стало больно зажатые руки, и я поерзала в его объятиях. Опустила кисти, покорно обхватывая Суворова за талию. Я уже не плакала, только вздрагивала от сходящих всхлипов и позволяла себя обнимать, прижимаясь к нему тесно. – Я никогда… никогда бы не сделал того, что сделал.

Его слова как бальзам легли на душу, и мне стало немного легче.

– Я уже давно простила тебя, – заговорила. Голос звучал глухо, потому что уткнулась в грудь Суворову и боялась поднять голову. – Давай просто забудем тот вечер и все.

Мои слова заставили Пашку разжать руки, но только для того, чтобы обхватить ими мое лицо и заставить посмотреть на собеседника.

– Ир, – его ладони были слегка шершавыми, а пальцы грубыми, но Суворов аккуратно и очень нежно провел большим пальцем по моей щеке и стер слезинку. Его взгляд взволнованно метался от моих глаз к губам и обратно. Пашка был по-прежнему ко мне прижат, и я чувствовала его ускорившийся пульс. – Я знаю, что уже ничего не исправить, но прошу тебя. Пожалуйста прости меня. Я даю слово что больше и пальцем тебя не трону, чтобы ты поняла, я не причиню тебе боли.

В его глазах была такая неподдельная мука и боль, что я невольно затаила дыхание, утопая в его взгляде. Черный омут затягивал, манил и порабощал, и мне с трудом удалось кивнуть и вытолкнуть из пересохшего горла слова.

– Я прощаю тебя Паш. И ты…прости за то, что не сказала главного…

Взгляд Суворова опустился на мои губы, и я в сотый раз забыла, что у него есть невеста, и нам нельзя вот так стоять. Но было что-то в его объятиях неправильно притягательное. Хотелось еще теснее и не прекращать. Чтобы до хруста костей сжимал и клеймил своими руками. Губами… Но нам же нельзя!

Карина заплакала так вовремя, что я готова была ее расцеловать. Пашка торопливо разжал объятия, и я кинулась в спальню к проснувшейся доченьке.

Она редко вот так истерила, видимо испугалась что меня нет в комнате.

Влетела к дочери и охнула, заметив, что та упала с кровати. Видимо, проснулась, поползла меня искать и больно ушиблась.

– Девочка моя, как ты? – схватила дочь, прижала к себе и поцеловала в лобик, стараясь одновременно укачивать ее чтобы успокоить. – Мама рядом, все будет хорошо…

– Что случилось? – Паша подошел к нам и взволнованно на меня посмотрел.

– Она упала с постели и ушиблась.

– Поехали в больницу свозим? – он аккуратно, но внимательно осмотрел дочь и ощупал головку, на которой виднелось красное пятно.

– У меня машина сломана… Сейчас погоди… – прикрыла глаза, соображая, как лучше поступить. Нужно достать люльку из машины и вызвать такси. И переодеть Каришу, а у меня, как назло, грудь потяжелела. Её ведь и покормить надо… – Возьми пожалуйста ключи в столе на кухне, достань из моей машины детское кресло, а я пока вызову такси…

– Какое такси, Журавлёва? Я на машине. Собирайся, я пока переставлю кресло.

Пашка вышел из комнаты, а я торопливо подошла к кровати и опустила на нее плачущую дочь и начала переодевать ее, мысленно молясь чтобы я моя девочка не сильно пострадала…

Глава 33

– Все в порядке, дети в таком возрасте часто летают с диванов, – женщина на скорой успокаивающе посмотрела на нас с Пашкой и улыбнулась. – Она просто испугалась, думаю никакого рентгена делать не надо, вы только навредите малышке.

– Но ведь она плачет! – я, едва не плача сама, сорвалась на женщину, и тут же на плечо легла тяжелая ладонь Суворова, и это придало сил.

– А вы ее кормили? – женщина спросила, я хлопнула глазами не понимая толи это дурной сон, толи реальность. Она издевается? Будет меня учить быть матерью?

– Ладно, – женщина вздохнула и поднялась со стула шагая к двери. – Покормите девочку, и, если она срыгнет больше обычного, мы с вами сделаем ей рентген и проверим нет ли сотрясений. Я вернусь через десять минут.

Она вышла из комнаты, и мы