Разумеется, это всего лишь легенда, но без предательства в том или ином виде все же не обошлось: Кнуд был убит стрелой в спину, когда смотрел на какие-то игры, и для викинга это была не самая естественная смерть. Харальд при этом был вместе с братом, и многие после шептались, что кровь Кнуда – на его руках. Но Скандинавия X века была суровой страной, и такой некрасивый поступок легко могли простить и забыть, если новый король обеспечит эффективное руководство. Так или иначе, первым делом нужно было позаботиться о теле Горма. Харальд устроил отцу великолепное погребение и возвел над его останками огромный курган из необтесанных камней. Внутри кургана он устроил деревянную камеру, украшенную резьбой и наполненную вещами, которые были дороги сердцу первого датского короля. И наконец, Харальд установил камень с рунической надписью, увековечившей память его родителей.

Отдав дань своему предшественнику, новый король с чистой совестью занялся утверждением собственной власти в стране – и вскоре далеко превзошел отца. Горм Старый создал лишь Датское королевство, но его сын, Харальд Синезубый, выковал нацию датчан. Он объединил разрозненные племена Ютландии в единый народ, к которому временно примкнуло население нескольких областей Южной Норвегии и Швеции.

Чтобы укрепить узы между подданными, требовалась какая-то объединяющая идея: общего короля или общих законов было недостаточно. И такую идею Харальд нашел в христианстве, которое официально принял в 965 году. Надо полагать, это было хорошо продуманное решение: Видукинд, саксонский историк того времени, отмечал, что Харальд «был скор на слушание, но медлителен в беседе»[175].

Далее хронист живописует дискуссию, по итогам которой Харальд Синезубый решил обратиться в христианство. Как и следовало ожидать, перспектива отречения от старых богов вызвала жаркие споры, вылившиеся в ожесточенную перепалку между несколькими приближенными Харальда и германским миссионером по имени Попо. Знатные датчане охотно признавали Христа одним из богов, но далеко не таким могущественным, как Тор или Один. Попо же утверждал, что последние два – всего лишь идолы, а Христос – единственный Бог. Харальд Синезубый слушал их перебранку молча, но когда противники схватились за мечи, вмешался и предложил Попо пройти испытание, которое подтвердит его слова.

Клирик согласился без колебаний. Король велел раскалить на огне докрасна кусок железа, а потом приказал Попо взять это железо голой рукой. Тот воззвал к силе своего Бога, схватил железо из огня и спокойно понес его по залу на глазах у всех. Наконец, король разрешил ему положить железо, и тогда Попо показал всем руку – та осталась цела и невредима. Король был так поражен этим чудом, что тут же объявил себя христианином.

Другая, не менее убедительная причина для крещения имелась непосредственно к югу от границ Харальда. Сын Генриха Птицелова, Оттон I, посетил Рим и стал коронованным императором новой «Римской империи». Помимо германских земель он владел Северной Италией, Нидерландами, некоторыми областями Франции и значительной частью Центральной Европы. На тот момент он был еще не стар и уверенно завоевывал себе прозвание «Великий», под которым и остался в истории[176]. Человек такого склада просто не мог не думать о дальнейшем расширении своих владений – и были все основания полагать, что следующим блюдом в его императорском меню может стать Дания. От добропорядочного императора даже ждали, что он вот-вот понесет благую весть о Христе северным язычникам.

Приняв христианство по собственной воле, Харальд Синезубый ловко выхватил у Оттона из-под носа очевидный предлог для вторжения. Христианские монархи не воевали между собой (по крайней мере, если на то не имелось папского благословения), а Харальд объявил о своем обращении во всеуслышание. В своей столице, Еллинге, где до сих пор сохранились языческие погребальные курганы, Харальд построил деревянную церковь. Он эксгумировал останки своего отца и велел завернуть их в дорогую ткань, шитую золотом, и перенести в крипту новой церкви.

Кроме того, на руническом камне, поставленном в память об отце, Харальд приказал вырезать изображение Христа в окружении сплетенных терновых ветвей и клубящихся змей – символов языческой религии[177]. Этот образ воплотил в себе самую суть правления Харальда: король мечтал о том, что Дания вступит в новую эру, освободившись от груза прошлого и ведомая в будущее славной новой династией.

Радикальные перемены никогда не бывают быстрыми, так что старая вера сохранялась еще не один десяток лет, но все же обращение Харальда в христианство стало поворотной точкой в истории Дании и всей Скандинавии[178]. В отличие от норвежского короля Хакона Доброго, Харальд Синезубый остался тверд в новой вере и сумел в значительной мере преодолеть сопротивление язычников.

Удалось ему это, возможно, благодаря тому, что Харальд не стеснялся демонстрировать грубую силу. Остаток своего правления он посвятил грандиозным проектам, призванным, среди прочего, устрашить потенциальных завоевателей. Старинную «военную дорогу», Хэрвайн, тянувшуюся по водоразделу Ютланского полуострова и доходившую до самого Гамбурга с его знаменитыми рынками, примерно в 10 км к югу от Еллинга пересекал фьорд Вайле. Чтобы обеспечить своим войскам легкую переправу, Харальд приказал построить огромный мост через реку и топь. Масштабы его поражали воображение. Длиной почти в километр и шириной более 6 метров, он выдерживал вес около 6 тонн и покоился на тысяче с лишним массивных деревянных опор, для которых пришлось вырубить не одну дубраву. Одна лишь попытка возвести такое сооружение говорила о невообразимом могуществе. Ведь даже самая плотная древесина быстро гниет в болотистой почве, и с самого начала было понятно, что долго этот мост не простоит. Но он и не строился на века: это была сиюминутная демонстрация силы. Никто из предшественников и современников Харальда определенно не был на такое способен.

Могущество Харальда росло, и правители окрестных государств обратили на это внимание. Внук Роллона, герцог Ришар Бесстрашный, в середине X века был изгнан из своих владений и обратился за помощью к датскому королю. И Харальд не только помог Ришару вернуть свои земли, но и поддержал его снова через двадцать лет, когда в Нормандию вторгся один из соседей Ришара.