– О чём ты? – Он никогда не видел её такой грустной. – Присядь где-нибудь в тени, а я принесу тебе воды.

– Не нужна мне твоя чёртова вода! Хватит строить из себя джентльмена!

– Извини.

– Нет, я погорячилась. Это ты меня прости.

– Петра!

– Не буду мешать. Пока, Гарри. Мне очень жаль, – она помчалась прочь, шлёпая по траве, и вскоре Гарри услышал, как она понукает пони, которого, должно быть, привязала к изгороди.

В тот день он заставил себя пойти к Полу. Он изо всех сил старался казаться открытым и дружелюбным, и поблагодарил его за помощь, и спрашивал, когда придёт пора собирать урожай и когда лучше утеплить дом: теперь или после уборки пшеницы.

Пол, судя по всему, был рад его видеть, ничем не выказывая того хмурого настроения, какое нашло на него в последний день работы вместе. Он терпеливо объяснил всё, что связано с уборкой урожая. У него была сноповязалка: один человек управлял, ещё один или два собирали связанные снопы. Нужно было только надеяться, что хорошая погода продлится ещё долго, и ждать, пока приедут молотильщики; их услуги были недороги, но поведение непредсказуемо.

– Думал, я тебя рассердил, – пробормотал он, когда Гарри уже уходил.

– Да брось. Чем ты мог меня рассердить? – удивился Гарри, и инцидент был исчерпан.

Вняв хитроумному совету Петры, он, прежде чем обставить своё жилище, закатил маленькую вечеринку. Пиво и лимонад он достал без труда – достаточно было лишь заказать посылку из Юнити, – но чем кормить гостей, он не знал до того момента, пока Петра не сказала, что его наверняка считают беспомощным холостяком, и значит, принесут по крайней мере пироги и корзиночки. Священник объявил о вечеринке, прежде чем начать службу. После её окончания несколько человек спросили, как до него добраться.

Не считая свадебного обеда, который, откровенно говоря, тоже устроил не он, а миссис Уэллс, это была первая вечеринка, какую он организовал сам. Приходили всё новые люди, что его удивляло, и задавали множество нескромных вопросов, что не удивляло совсем. Они заглядывали в комнаты и выглядывали из окон дома, куда не собирались вновь возвращаться, и, покинув этот дом, оставили ему много сыра, огурцов, варенья, даже ломтик ветчины.

– Ну вот, – сказала Петра, когда они выпроводили последних гостей, – теперь все знают, что ты такой же, как они, что в тебе нет ничего загадочного, и оставят тебя в покое.

В доме пока не было мебели, кроме двух жёстких стульев, стола и походной кровати, но банки с вареньем и огурцами на полках и кусок ветчины, свисавший с крючка, давали понять, что здесь живут.

Собирать урожай на жаре оказалось утомительной и пыльной работой. Петра, которую было не узнать в комбинезоне из денима, толстых рукавицах и видавшей виды широкополой соломенной шляпе, составила им компанию. День начался весело, с шутками и язвительными замечаниями, но вскоре блеск новизны сошёл, а жара, мухи и пыль утомили. Пол и две лошади вели сноповязалку, резавшую пшеницу у самой земли; хитроумный механизм, стучавший, как водяная мельница, разделял её на маленькие снопы и связывал бечёвкой. Гарри и Петра подбирали снопы и складывали в сторону, в нескольких ярдах, где пшеница и лежала в ожидании команды молотильщиков. Иногда Пол останавливался, когда нужно было подложить бечёвку или напоить лошадей. Но чаще они с трудом поспевали за ним. Сноповязалка могла доходить только до краёв изгороди, поэтому, когда Пол убрал всё поле, какое мог, Гарри пришлось косой срезать остальное, а Петра следовала за ним шаг за шагом и руками связывала пшеницу в снопы, как в старые добрые времена до технического прогресса. То же приходилось делать и дочерям Йёргенсена, и Гарри вновь поразился, насколько же уборка, связывание и укладка пшеницы оказались пыльной, грубой и потной работой, совсем не то что на картинах Хогарта. На ферме Йёргенсена работали вшестером. Здесь людей было в два раза меньше, и значит, продуктивность – в два раза ниже. Но, как и в любом деле, Гарри поставил перед собой цель не думать об оставшемся объёме работы, а ставить перед собой конкретные задачи.

Он думал, что стал сильным и подтянутым, закалившись благодаря каждодневному труду и окончательно придя в себя после болезни. Конечно, его руки огрубели как следует ещё в Мус-Джо. Но уборка урожая требовала постоянно нагибаться и поднимать тяжести, чего он на протяжении года почти не делал, и под конец дня он до того устал, что едва успел завести будильник, прежде чем рухнуть в постель. На следующий день он нашёл в себе силы принять предложение Петры и зайти к ним на ужин, прошедший в молчании, прежде чем лошади, такие же измученные, приволокли его домой. На третий, когда солнце садилось, а Петра засобиралась поить и кормить овсом лошадей, Пол повернулся к нему и, словно это было самым привычным делом, словно все трое не валились с ног от изнеможения, пробормотал:

– Пойдём поплаваем?

– Но у меня нет купального костюма, – возразил Гарри.

– Ну, здесь это мало кого волнует, – сказала Петра.

– Ты же не в Кенсингтоне, – добавил Пол.

– Ты тоже пойдёшь? – спросил у неё Гарри.

– Пожалуй, только намочу ноги, – ответила она. – У меня слишком богатое воображение. В воде мне всегда кажется, что волосатые руки вот-вот ухватят меня за лодыжки. Вы, мальчики, повеселитесь, а я попозже освежусь немножко.

На участке Гарри были широкие, но неглубокие пруды, где водилось много рыбы наподобие форели, которую он любил ловить, тогда как Слэймейкерам достался всего один, зато огромный пруд в тени маленького лесистого холма, высоко ценимый индейскими женщинами. Именно их дети рассказали Полу, как чудесно тут плавать.

Нельзя сказать, чтобы Гарри был хорошим пловцом – мог грести, но не нырять и как-то упустил этот важный навык, большинством приобретаемый в детстве. Он мог проплыть брассом, которому научился, наблюдая за другими и изучив несколько пособий, но совсем немного. Такой вариант не пришёл в голову Полу – он быстрым шагом подошёл к воде и принялся расстёгивать одежду, отчего у Гарри перехватило дыхание, – но мысль освежиться после целого дня тяжёлой работы на обжигающей жаре была заманчива, как и безукоризненный круг воды в зелёной кайме.

Он начал расшнуровывать ботинки, стараясь не смотреть на Пола, который, судя по предметам, лежавшим на траве, был совершенно обнажённым.

– Будет холодно, – сказал Пол. – Даже в такую погоду, потому что здесь глубоко и солнце прогревает воду только к полудню. Штука в том, чтобы не заходить постепенно, а запрыгивать. Вот так!

Гарри поднял глаза от шнурков ботинок как раз вовремя, чтобы увидеть, как большое тело Пола со смешно загоревшими руками, будто в бальных перчатках, пролетает в воздухе, прежде чем шлёпнуться в воду. Он тоже поспешил раздеться; онемевшие от работы пальцы плохо справлялись с пуговицами рубашки и брюк.

Пол вынырнул на поверхность – мокрые волосы и борода слиплись, – немного проплыл, повернулся, потоптался в воде и посмотрел на Гарри.