- Что, прости? – все же решаю уточнить.

- О нас с тобой. После того, как все кончится…

- Тимур, - перебиваю холодно, - Все это началось из-за тебя. Никаких «нас» не было и не будет.

- Ты не всё знаешь.

- Не всё? И что еще ты умолчал? – спрашиваю я, но замечаю, что один из охранников подходит все ближе ко мне и тороплюсь: - Я больше не могу говорить, мне пора.

- Алиса! – окликает громче Тимур, - Только… прошу, не натвори глупостей. Поверь мне, связываться с Вадимом – плохая идея.

- Кто сказал, что я собираюсь с ним связываться?

Но Жуков не слушает меня.

- Не езди с ним завтра никуда и вообще держись от его машины подальше.

- Что? – мне хочется сказать, что я и так с Ветровым никуда не езжу, но вместо этого с языка слетает неловкая шутка, - Вы что, решили еще одну аварию устроить?

Тимур молчит, смотрит серьезно и мой нервный смешок обрывается нелепо.

- Т-ты же не хочешь сказать…

- Он мешает. Сильно. Так что лучше посиди завтра дома и не лезь в это. Договорились?

Охранник уже совсем близко и мне приходится только кивнуть и отсоединиться.

В голове пугающе пусто. Я улыбаюсь проходящему мимо мужчине дежурной улыбкой, стараясь скрыть, что меня трясет. Трясет от понимания, что все повторяется, что мы с сыном снова втянуты во что-то страшное и буквально впутаны в это.

Одно дело – знать, что с человеком, сделавшим тебе слишком много плохого, случится что-то нехорошее, другое – знать, что пострадает тот, кто лично тебе ничем не угрожал и, даже, кажется, пытается помочь, несмотря на подозрения. Знать и не иметь возможности помочь, потому что все, что ты можешь выбрать – просто стоять в стороне, чтобы твой ребенок не пострадал.

И ты выбираешь быть на стороне плохих.

Ты выбираешь меньшее из зол.

Всю ночь я не сомкнула глаз. Илья, будто чувствуя мое состояние, тоже спал беспокойно, часто просыпался и плакал. К утру все же заснул крепче, в отличие от меня. На завтрак я не спустилась. Не знала, как смотреть в глаза Вадиму, будучи в курсе при этом, что сегодня его не станет, что случится что-то страшное, в чем я замешана. Только косвенно, да, но ведь знать и умышленно не предотвратить – это тоже своего рода соучастие.

Я соучастник убийства. Была с Шаховым и стану с Ветровым. С первым у меня был мотив молчать и скрывать, что я что-то знаю, но даже это не спасает от чувства вины и угрызений совести. Что же будет, когда пострадает Вадим? Я хожу из стороны в сторону, нервно кусая костяшки пальцев, не в силах найти себе места. Держись, Алиса, просто держись. Это не твоя война, не твое дело, главное сына сберечь, а остальное тебя просто не касается. Но, как я ни пытаюсь уговорить себя, легче не становится.

Бросаю короткий взгляд за окно. Небо пасмурное, тяжелое, нависает над землей, грозя вот-вот обрушиться дождем. Идеальная погода, чтобы скрыть все улики. Вода их просто смоет и на месте аварии ничего не останется, кроме искореженного автомобиля и… тела внутри.

Сердце пропускает удар, когда я замечаю, что Вадим садится в свою машину на водительское сиденье и ворота начинают медленно отъезжать.

Удар.

Второй.

На третьем я срываюсь с места, едва не падаю из-за того, что детский коврик, лежащий на ламинате, выскальзывает из-под ноги. Сердцебиение пульсирует в висках, оглушает, отрезая внешние звуки. Я даже не успеваю обуть ничего, так и вылетаю босая из дома. Ворота уже закрылись и охранник, говоря что-то по рации, возвращается на свой пост.

- Машина! Где машина??! Любая, немедленно! Надо ехать, быстро, ехать за Вадимом! – кричу я во весь голос, бросаясь ему навстречу.

Мужчина, оторопев, замирает на месте, вытаращив на меня глаза. Представляю, как я выгляжу со стороны после ночи переживаний без сна, но меня это сейчас мало волнует.

- Быстро! – рявкаю я во весь голос, и сама себе поражаюсь, что могу орать так громко и в приказном тоне.

- Вадим Александрович поехал на работу, если вам нужно куда-то…

- Я сказала: быстро за ним!!! Ты оглох?! Выполняй!

Не знаю, что сработало лучше – моя наглость или то, что у всей охраны наблюдалась военная выправка и поэтому приказам они подчинялись уже на уровне автоматизма, но уже спустя пять минут мы неслись по полупустой дороге. К счастью, от дома Шахова до шоссе она была одна. Петлять по улочкам Вадим бы вряд ли стал, но на всякий случай я требую:

- Телефон! Скорее!

Без лишних вопросов охранник выуживает из нагрудного кармана телефон и передает его мне.

- Разблокируй и набери Вадима. Быстрее!

Мужчина снова подчиняется, и я тут же хватаю трубку, прижимая ее к уху, сдавливая пальцами. Всего три гудка, но они тянутся безумно долго, заставляя еще больше нервничать. Когда Ветров отвечает, я не сдерживаю облегченного выдоха.

- Вадим! Боже мой… слава Богу ты взял трубку… где ты едешь?

- Я у поворота на шоссе. Ты что-то хотела? – интересуется он коротко и по делу.

- Остановись немедленно, пожалуйста. Остановись и…

- Я вижу его, - коротко говорит охранник и указывает на виднеющуюся в полукилометре от нас машину, приближающуюся к перекрестку.

Но она подъезжает к нему не одна. Вадим как раз собирается выворачивать на основную трассу, когда слева из-за поворота вылетает огромная фура, судя по скорости, не собирающаяся останавливаться совсем. Догадка вспыхивает в мозгу за секунду – это не совпадение. Фура дергается ближе к обочине, съезжая с дороги, чтобы протаранить преграду на своем пути.

Просто водитель не справился с управлением, несчастный случай. Бывает. Не докопаешься, что это заказное убийство.

- Вылезай из машины немедленно!

- Алиса…

- Вылезай быстро!!! – рявкаю я и буквально через пару секунд в трубке раздается оглушающий грохот.

На моих глазах огромная махина сносит машину Вадима как будто игрушечную, сминает ее и уносится, скрываясь из виду так же быстро, как появилась. Из ослабевших пальцев выпадает телефон и к горлу подкатывает дурнота. Голова кружится от того, как резко становится нехорошо. Выматерившись, охранник рядом со мной топит педаль газа в полу, нарушая все мыслимые и немыслимые ограничения скорости.

Я не помню, как мы оказываемся на месте, помню лишь, как меня трясет, когда я выбираюсь из салона авто, и бросаюсь туда, куда слетел мерседес Вадима.

- Боже мой… - выдыхаю я, чувствуя, как слабеют колени.

Ветров выбирается из кювета, перепачканный в дорожной пыли, с рассеченной бровью, но живой, и осознание этого факта накрывает настолько, что я, покачнувшись, хватаюсь за плечи, обнимая себя. Пытаюсь устоять, не осесть на землю или вообще от таких переживаний в обморок не рухнуть.