Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Надо пристегнуться, – закричала я и закутала голову рубашкой. Мы громко рассмеялись.
Когда мы проснулись, солнце пригрело мои ноги под черной юбкой. Я подняла голову и осмотрелась. Только-только рассвело, и поблизости от нас несколько женщин в летах, азиатского происхождения, синхронно водили в воздухе руками. Сэм прикрыла ладонью от солнца глаза и удивленно спросила:
– Черт возьми, чем это они занимаются?
– Доброе утро, – ответила я и вынула несколько листиков из ее волос. – Кажется, это называется тай-чи.
Мы долго сидели и смотрели на женщин. Солнце вставало и золотило крыши домов, птицы пели и прыгали по деревьям.
– Что ж, мы убежали, – сказала наконец я.
– Ага, – отозвалась Сэм. – Остается надеяться, что наша жизнь не окажется тяжелее, чем мы предполагали.
– Понятия не имею, как у нас все сложится, – ответила я.
* * *
Мы спрятались за припаркованными автомобилями напротив входа в дом Бобби и ждали, когда его мама Паула уйдет на работу.
– Мне кажется, она выходит сразу после семи, – сказала Сэм. – Надо подождать.
Время от времени дверь подъезда открывалась, и из нее на свежий утренний воздух выходили люди. У женщин были аккуратные прически и застегнутые на все пуговицы блузки пастельных цветов, черные штаны и цокающие высокие каблуки. Выходили родители и вели за руку детей в школу или в детский сад. Мужчины появлялись в застегнутых наглухо рубашках, галстуках и с массивными часами, через плечо они несли сумки.
Это были офисные работники, сотрудники магазинов, ресторанов. Гладко выбритые, хорошо вымытые, с плеерами в ушах. Толпы шли в сторону метро. Это была совсем другая публика. На Юниверсити-авеню ранним утром можно было встретить больше наркоманов и алкоголиков, которые не торопятся заканчивать длинную ночь, чем тех, кто спешит на работу.
– А вот и она, – сказала Сэм и присела, чтобы ее не было видно за машиной.
Мама Бобби, Паула, вышла из подъезда, посмотрела на часы, села в автомобиль, закурила и отъехала. Из окна их квартиры на первом этаже раздалась громкая музыка в стиле панк.
Бобби впустил нас, а мы первым делом бросились к холодильнику и стали есть остатки вчерашней запеченной свинины с рисом, передавая друг другу банку лимонада.
– Главное, уходите отсюда до 15.30, когда придет мама, – сказал Бобби перед уходом в школу.
Я крепко его обняла.
– Спасибо, Бобби, – прошептала я ему в ухо. – Я очень тебе признательна.
Дверь за Бобби закрылась, и мы занялись своими делами.
– Теперь в душ! – воскликнула Сэм.
– Это очень правильный шаг, – согласилась с ней я и выразительно втянула ноздрями воздух. – От тебя пахнет как-то странно.
Сэм показала мне средний палец и ухмыльнулась.
Пока она мылась, я открыла свой дневник, который она подарила мне несколько недель назад. Я посмотрела на фотографию мамы и начала с новой страницы: «Сэм и я сбежали и теперь совершенно свободны. Сегодня должны встретиться с Карлосом. Он будет нами горд. Не могу собраться с мыслями от возбуждения».
* * *
После того как мы с Сэм приняли душ, я взяла принадлежащий Пауле дезодорант, намазала подмышки и аккуратно поставила его на место. Потом я резинкой подвязала волосы. Сэм стояла перед зеркалом и подводила глаза карандашом. Я подумала, что наши отражения в зеркале выглядят уставшими.
Сэм неодобрительно посмотрела на свои подведенные глаза и бросила карандаш в Паулину косметичку.
– Тебе без этого лучше, – сказала я.
– Я думаю о моей семье, – ответила она.
– Чего это вдруг?
– Просто так, – ответила Сэм и нашла ножницы. Я поняла, что она в плохом настроении; я уже не раз замечала, что при разговоре о доме и семье вид у нее становится недовольным.
– Что ты собираешься делать? – спросила ее я.
– Как ты думаешь, мне пойдет короткая прическа? Моему папе нравятся мои волосы… Будем надеяться, что от короткой стрижки он не будет в восторге. – Сэм приподняла свою длинную косу и быстро отрезала волосы. – В Калифорнии в любом случае жарко. Я уже давно думала, чтобы срезать волосы. Сегодня, по-моему, самое подходящее время.
Я зажала рот руками, рассмеялась, а потом сказала:
– Ты с ума сошла!
Сэм передала мне длинную и тяжелую косу, которую только что отрезала.
– Хочу вообще налысо побриться, – сказала она.
– Ты прекрасна с волосами и без них.
Она показала мне язык. Я опять рассмеялась, обхватила ее за талию и крепко обняла.
– Мне нравится короткая прическа. Я давно хотела подстричься, но смелости не хватало, – сказала Сэм.
Мы нашли бритву, и я помогла ей побрить часть головы. В конечном счете, на голове Сэм осталась только длинная челка. Потом мы долго убирали из ванной ее волосы, чтобы Паула их не заметила.
* * *
Наш план был простым – держаться нашей группы. Мы все – как одна большая семья. Кто знает, может быть, эта семья – единственное, на что я могла положиться. Приходить домой к друзьям, когда их родители отправлялись на работу, есть, мыться, отдыхать.
«Не раскисайте, – советовал Карлос и обещал помогать нам, пока не получит свое наследство. – Наслаждайтесь свободой и всем тем, что она дает».
И мы именно так и поступали.
Мы бесконечно много ходили. Никогда в жизни, ни до, ни после этого я не ходила больше. Мы гуляли по Гринвич-виллидж, по центру Манхэттена, смотрели на панков, фриков, религиозных фанатиков, трансвеститов, студентов Нью-Йоркского университета, бродили по тем же тротуарам, по которым во времена их юности ходили мои родители.
На площади Св. Марка, на Восьмой улице, в парке Вашингтон-сквер мы сталкивались с такими же уличными детьми, как и мы сами. На их головах были ирокезы, а на теле пирсинг и татуировки. Они могли быть пьяными, под воздействием наркотиков или просто сумасшедшими, а главное, голодными. Голод объединял нас всех. Я помню, как сжимается и урчит пустой живот, наполненный не вовремя выделившимся желудочным соком. Голод был самой большой проблемой тех лет.
«Надо добиваться того, что ты хочешь, надо «разводить» людей, – отвечал Карлос на наши с Сэм вопросы о том, как нам найти деньги на еду. – Йо, в этом мире всем всего хватит, вопрос только, чтобы это достать. Не унывайте, и вы достанете все, что вам нужно. Я уже долго так живу. Не надо думать, надо мотивировать людей, чтобы они сделали то, что вы от них хотите».
Надо отдать должное, Карлос действительно жил по своим заповедям. Я думала, что хорошо знала многие места в городе: Гринвич-виллидж, Восемьдесят четвертую улицу, Фордхэм-роуд и Бедфорд-парк. Но когда я оказывалась в этих районах с Карлосом, я всегда открывала для себя что-то новое.