человека. Однако Геннадий воодушевился данным обстоятельством, поскольку в понимании юного предпринимателя осуществлялась мечта о том, чем он хотел бы заниматься в жизни.

Слетав в несколько командировок в страны третьего мира, заключив контракты на поставку абы чего, абы когда и абы как, лишь бы деньги не лежали без дела, Геннадий Аркадьевич вернулся в Москву окрылённый мнимым успехом и принялся ждать, когда прибыль польётся рекой. Разумеется, этого не произошло. Товары приходили с опозданием и плохого качества, о грамотном сбыте он не позаботился, но папа с кем-то договорился, и после нескольких месяцев лежания на складе, за аренду которого, кстати сказать, надо было регулярно платить, они стали расползаться по магазинам и барахолкам, спас пресловутый дефицит. Партнёры Геннадия, конечно, вернули своё, но прибыль для тех времён оказалась смехотворной, однако она имелась, чему молодой человек был несказанно рад, не усвоив ни одного урока из произошедшего. Он так искренне заблуждался насчёт своего успеха, что, сидя вечерами на диване перед телевизором и обнимая жену, с упоением предавался мечтам о том, как они вскоре разбогатеют и купят много вещей, которые сделают их счастливыми.

Однако, несмотря ни на что, дураком он всё-таки не был и постепенно учился, наблюдая на примерах, что раскупается быстро, а что подолгу лежит на складе, увеличивая издержки. Его командировки стали регулярными, разнообразными и менее расточительными, партнёров в деле прибавилось, причём более ответственных и заинтересованных в результате, однако авторитет отца удерживал его в должности генерального директора. Из-за особенностей предприятия прибыль оказалась нестабильной и нерегулярной, и, будь Геннадий Аркадьевич чуть другим человеком, он бы решил, что оно того не стоит, и бросил бы всё в самом начале. Но суть как раз таки в том и заключалась, что он являлся ровно тем, кем являлся, и искренне верил, что те скромные результаты от работы, которые он получает, достаточны для того, чтобы тратить на них свою жизнь, не имевшую иного приложения. Более того, именно теперь он был счастлив, находясь в постоянном движении, по преимуществу броуновском, ежедневно решая мелкие проблемы, не гнушаясь во всё вникать и тем самым добиваясь в собственных глазах не иллюзорного успеха.

Аркадий Иванович тоже выглядел довольным достижениями сына, но несколько иначе. Он рассматривал его нынешнее занятие как своеобразную школу жизни, которую Безроднову-старшему пришлось проходить с самого детства. Несмотря на неё он не был суровым человеком и искренне любил своего отпрыска, однако не считал его дело серьёзным, по крайней мере, в том состоянии, в котором оно ныне пребывало, с высоты жизненного опыта полагая, что можно достигнуть гораздо большего, надо лишь знать как. И нельзя сказать, что этот прокурорский работник оказался неправ.

Довольно скоро нечто большее подвернулось, конечно, не само, но с приложением немалых стараний и связей Аркадия Ивановича. Крупная сделка, в которую вложили средства многие серьёзные люди, стоявшие за спиной Геннадия Аркадьевича, долго приготовлялась и закончилась полным успехом. По окончании предприятия, длившегося без малого год, за счёт фирмы устроили грандиозный банкет, все чествовали успешного молодого человека, кто искренне, кто с опаской, а кто не без иронии, однако тот, как часто происходит в подобных случаях, упоённый резко подскочившим самомнением, в итоге повёл себя очень глупо. Все активы, в том числе прибыль от сделки в виде денежных средств в валюте находились в распоряжении его фирмы, а, следовательно, её генерального директора Геннадия Аркадьевича Безродного. Прошёл месяц, прошёл другой, он вывел из оборота и вернул инвесторам те средства, которые от них получил, но прибылью делиться не спешил, считая её извлечение исключительно своей заслугой. Не будь отец Геннадия разумным человеком, с которым всегда можно договориться, это произведение не стоило бы и начинать, но всё обошлось.

Через некоторое время Аркадий Иванович стал получать недвусмысленные сигналы с настоятельными советами поговорить с сыном. Поначалу он не обращал на них внимания, но после того, как к нему в кабинет лично наведался правительственный чиновник, координировавший сделку с некоторыми министерствами, со словами: «Мы всё понимаем, Геннадий человек молодой, горячий, амбициозный, он ещё не вполне понимает, как устроен бизнес, но в этом предприятии участвовали многие люди, и их труд должен быть оплачен», – дед понял, что дело плохо. Жарким июльским вечером он пригласил сына к себе, заперся с ним на кухне и долго-долго говорил, за бутылкой водки поучая плод своих чресл. Оба порядком выпили, но не опьянели, а Геннадий, наконец, понял, как близко стоит от гибели и что его жизнь ничего не стоит. Дело нехитрое, дед так прямо ему и сказал: «Ты не один живёшь, другие тоже живут, и они не обязаны ради тебя чем-то жертвовать, ты им никто. Если хочешь сам зарабатывать, все вокруг тоже должны зарабатывать». На следующий день с минимальными издержками инцидент был исчерпан, понимающие люди не отказались и далее работать с Геннадием, в нём действительно чувствовалась искра, а после такого опыта его стали считать весьма эффективным инструментом с железными нервами. Он сильно изменился в тот вечер и последовавшую за ним ночь, стал реже говорить с женой о делах, а о покупке вещей, призванных сделать их счастливыми, и вовсе перестал разглагольствовать, начиная понимать, что чего стоит на самом деле.

ГЛАВА 2

Жизнь молодого человека

С деревьев слетала последняя листва, заканчивался октябрь месяц. В этом году переход от осени к зиме оказался особенно резким: однажды вечером ещё светило Солнце, а на утро большими хлопьями шёл мокрый, неприятный снег, таявший едва касаясь земли. В никогда не останавливающемся городе такая погода особенно удручает человека, который не занят добыванием хлеба насущного с маслом и чёрной икрой.

Угрозы Аркадия всем вокруг и самому себе поступить прошедшим сентябрём в художественное училище так и остались не более, чем пустыми словами. Теперь дальнейшее образование представлялось ему не столь отчётливо и бескомпромиссно, как в начале лета, но даже тогда своё будущее он понимал не достаточно ясно, было лишь стремление человека, завершившего важный, тяжёлый этап жизни, после кратковременного, отрезвляющего отдыха вновь приступить к деятельности, без которой он себя уже не мыслил. Однако сейчас выходило, что мыслил, и мыслил не из трусости или беспомощности, а благодаря примирению с самим собой, со скромностью и конечностью собственных возможностей, то есть почти мудрости. Он продолжал жить с отцом и мачехой, отнюдь, правда, не полагая, что это нормально и достойно, но просить Геннадия Аркадьевича купить или снять для себя квартиру считал слишком обременительным, а тот, в свою очередь, весьма разумно