– Проклятье! – пробормотал Макрон, качая головой. – Где это он собирается отыскать десять тысяч гладиаторов? Да он с ума спятил!

– Нет ещё, – тихо ответил Катон. – Просто он в отчаянном положении.

Клавдий отвернулся от аудитории и вопросительно приподнял бровь, глядя на своих советников:

– Ну как?

– Прекрасная речь, император! – Нарцисс хлопнул в ладоши. – Навмахия, морское сражение – это именно то, что нужно народу!

– И в самом деле, – согласно кивнул Паллас. – Твоя речь была настолько превосходна, что приходится только сожалеть, что она была столь краткой.

Нарцисс метнул в коллегу-вольноотпущенника убийственный взгляд, как кинжалом пырнул, но тут же с сияющей улыбкой повернулся к императору:

– О да! Но краткость – искусство, коим владеют немногие, и в истории было мало таких, кто сравнился бы с тобой, мой император!

– Да, верно. – Клавдий усиленно закивал. – А когда известие о п-п-предстоящих играх распространится среди п-п-простого люда, они и думать забудут, что когда-либо были г-г-голодны. Кстати, о голоде. Не пора ли возвращаться во дворец? Я есть хочу. Полакомиться гри-грибочками.

В последний раз изящно помахав рукой публике, Клавдий покинул возвышение и, хромая, спустился со сцены и пошёл к носилкам. Паллас быстро последовал за ним, стараясь опередить коллегу-соперника. Нарцисс позволил ему проделать это и пошёл сзади, но, проходя мимо Катона и Макрона, сделал вид, что наступил на полу тоги и споткнулся. Он неуклюже взмахнул руками и упал на Катона. И тот почувствовал, как пальцы императорского советника сунули ему что-то в руку, державшую щит.

– Ты не ушибся, мой господин? – спросил Катон, помогая Нарциссу выпрямиться.

– Нет, всё в порядке, – бросил в ответ Нарцисс. – Пусти меня, солдат. – Он отпихнул Катона и поспешно бросился вдогонку Палласу.

– Очаровательный типчик, а? – заметил Макрон.

– Так он же вольноотпущенник, – прошипел Фусций. – Таким не стоит позволять вот так обращаться с преторианцем. Неправильно это.

Пока император забирался в носилки, те, кого здесь собрали, чтобы выслушать его короткое сообщение, начали потихоньку продвигаться обратно к своим носилкам и лошадям, желая поскорее выбраться на дорогу в Рим, прежде чем там возникнет толкотня. Центурион Луркон сложил ладони рупором и выкрикнул очередной приказ своим людям:

– Шестая центурия! Следовать строем за императорскими носилками!

– Слышали приказ? – проорал Тигеллин. – Вперёд!

Преторианцы поспешно двинулись вперёд, колонной, следом за германцами-телохранителями, окружавшими носилки. Катон чуть задержался, отстал, и когда убедился, что за ним никто не подсматривает, раскрыл ладонь и увидел маленький, аккуратно сложенный листок папируса. Развернул его и прочитал несколько слов, написанных чётким почерком. Потом смял его и зажал в кулаке, а затем догнал остальных и занял своё место рядом с Макроном в первых рядах колонны. И тихо сообщил другу:

– Нарцисс хочет встретиться с нами, как только вернёмся в Рим.

Когда Септимий открыл им дверь явочной квартиры, они увидели, что императорский советник уже сидит там с весьма встревоженным и озабоченным видом. День уже клонился к вечеру, когда они туда явились. Ставни были распахнуты, и внутрь вливались потоки бледного солнечного света, освещая помещение. Нарцисс сидел, прислонившись спиной к стене и сложив руки на груди. Он дождался, пока Септимий захлопнет дверь, и только потом заговорил:

– Вы не слишком торопились.

– Мы явились, как только сумели освободиться, – ответил Катон.

– Вы уверены, что за вами никто не следил? – живо осведомился Нарцисс.

Катон кивнул.

– Тигеллина вызвали в штаб получить сегодняшний ночной пароль. Мы ушли до того, как он вернулся в казарму.

– А что, если у Освободителей есть и другие люди, которые могли бы следить за вами?

– Мы сделали круг по городу и несколько раз останавливались, чтобы это проверить. Нет, никто за нами не следил. Никакой опасности нет.

– Никакой опасности? – Нарцисс сухо рассмеялся. – Мы все в опасности в данный момент. И вы, и я, и император.

Макрон склонил голову набок:

– И всё же опасность и уязвимость, как мне кажется, это более проблема для тех, кто наверху, кто всем управляет и заправляет.

Нарцисс недовольно уставился на него.

– Если ты действительно так считаешь, то ты просто дурак, центурион Макрон. Твоя судьба связана с моей. Если наши враги победят, неужто ты и впрямь думаешь, что они удовлетворятся тем, что уберут с дороги императора и его непосредственное окружение? Вспомни, что произошло после падения Сеяна[14]. По улицам рекой текла кровь тех, кто хоть как-то был с ним связан. Так что избавь меня от выражений собственной радости по поводу бедствий других. – Он помолчал, потом ему вроде как пришла в голову ещё одна мысль: – Следовало бы придумать специальное слово для обозначения этого явления, раз уж столь многие люди так радуются и наслаждаются бедствиями других.

– Ты вызвал нас по какой-то конкретной причине? – спросил Катон.

– Да. Что вы можете сказать по поводу заявления императора?

– Ты про игры? Или про положение с поставками хлеба?

– И про то, и про другое. – Нарцисс улыбнулся.

– Я не могу понять, как ему удастся устроить этот водный спектакль. Откуда он наберёт столько гладиаторов? Сомневаюсь, что во всей Италии найдётся такое их количество.

– Не найдётся. Называть всех участников представления гладиаторами – это просто некоторое преувеличение. Некоторые из них, да, будут гладиаторы. А остальные – уголовники и колодники из шахт и императорских имений. И поскольку народу готовится спектакль, который люди должны запомнить на всю жизнь, они вряд ли станут обращать особое внимание на выучку отдельных бойцов и качество боя. Мы их оденем, дадим им в руки оружие и предоставим возможность им поработать, пообещав победителям свободу. Это будет для них вполне достаточным побудительным мотивом.

– А как насчёт кораблей? – спросил Макрон. – Как перебросить боевые корабли на это озеро?

– Переделаем рабочие барки. Инженеры справятся, и барки превратятся в биремы[15]. Пусть хотя бы чисто внешне. Многие ли в Риме, по-твоему, способны отличить один корабль от другого? Внешний вид решает всё, Макрон.