когда в 2014 году парижское издательство «Грюнд» опубликовало 192-страничный перевод Говена, оно вернуло прежнее имя Дороти (возможно, Лилли показалось слишком близко к Элли Волкова?), но включило упоминание о Рамине, королеве полевых мышей, названной так Волковым, но не имевшей имени у Баума. Это демонстрирует продолжающееся влияние версии Волкова на переработки оригинальной книги Баума по всему миру.

В версии 1959 года Волков также дал имена повторяющимся персонажам. В дополнение к уже упоминавшейся Рамине, старая ворона получила звукоподражательное имя Кагги-Карр, а предводитель летучих обезьян откликается на имя Уорра33. Волков дал Злой волшебнице Бастинде кухарку по имени Фрегоза, Элли пытается уговорить ее взбунтоваться против колдуньи, а мастер-ремесленник, который починил Железного Дровосека, пострадавшего в лапах летучих обезьян, получил имя Лестар. В Изумрудном замке служит зеленая девушка Флита34, Страж Ворот Фарамант в зеленых очках и длиннобородый солдат Дин Гиор, который станет временным правителем Изумрудного города после того, как Волшебник улетит, а Страшила, заменивший его на троне, отправится с друзьями на Юг во владения Стеллы. Единственный второстепенный персонаж первой книги Баума, наделенный именем, – это Бок, богатый жевач, у которого Дороти проводит свою первую ночь в стране Оз; Волков называет этого жевуна Прем Кокус. Интересно, что все имена, выбранные Волковым, не русские, не славянские и даже не американские. Видимо, Волков решил сделать их совершенно экзотическими, чтобы у детей не возникало никаких ассоциаций. Мир, который он описывает, не кажется ни волшебным, ни заграничным. А то, что все второстепенные персонажи получили имена, упростило их перенесение в следующие книги серии.

Волков не только дал имена большинству персонажей, но в версии 1939 года изменил название сказочных зверей, следуя описанию Баума, на тигромедведей. Но в издании 1959‐го он переименовывает их в саблезубых тигров. Молотоголовых, которых придумал Баум, Волков в 1939 году превращает в безруких коротышей. В последующей версии он меняет их внешний вид, так что у них появляются сильные руки, и называет марранами, или прыгунами, потому что они, как и персонажи Баума, нападая, подскакивают высоко в воздух, словно резиновые мячики, и ударяют врагов головами и крепкими кулаками. Однако у волковских крепышей большие головы, короткие шеи и здоровенные руки с большими сжатыми кулаками. По внешнему виду и поведению они напоминают «крутых парней», которые пугают чужаков, вторгающихся на их территорию. То, что Волков назвал их марранами, довольно странно, поскольку, в отличие от всех прочих придуманных им имен для разных племен, населяющих Волшебную страну, это название не несет никакого смысла и никак не связано ни с какими понятиями в русском языке.

Еще более вольно Волков обошелся с именами волшебниц и названиями их земель и народов. Если Баум называет лишь Глинду, добрую волшебницу Юга, а злые волшебницы Востока и Запада остаются безымянными, Волков дает имена всем. Гингема на Востоке и Бастинда на Западе – злые волшебницы, а Виллина и Стелла на Севере и Юге – хорошие и добрые. В отличие от Баума, который придумывает называния странам в книгах своей серии (Страна Квадлингов и пр.), Волков дает землям названия в соответствии с их жителями: Страна мигунов (Фиолетовая), Страна жевунов (Голубая), Страна болтунов (Розовая, в 1939‐м – Желтая). Более того, возможно из‐за комментариев его рецензента, имена, данные Волковым, характеризуют жителей каждой страны: голубые жевуны постоянно что-то жуют, фиолетовые мигуны непрерывно моргают, сперва желтые, а затем розовые болтуны болтают без умолку. В версии 1959 года Волков еще больше усложняет свою историю, изменив цвета и направления компаса. Землю Стеллы, которая была желтой, он делает розовой, что больше подходит для общества, управляемого женщинами. Интересно, что Баум изобразил южные земли оранжевыми, возможно, в тон рыжих волос Глинды. Когда путешественники покидают Изумрудный город, в версии 1939 года им советуют двигаться на запад, ориентируясь на закат солнца, как и в книге Баума, что приводит их в Страну жевунов. Но в 1959 году Волков ведет путешественников на восток – туда, где восходит солнце, – и они попадают в Страну мигунов, где правит злая Бастинда. Волков сохраняет упоминание Канзаса. Надо заметить, что Канзас был для советских детей такой же экзотикой, какой сибирский Томск был бы для американцев в те времена, а возможно, и сегодня. Интересно, что в 1939 году Волков изменил фразу Баума: «Лучше я вернусь в Канзас» на «Лучше я вернусь в Америку», но в тексте 1959 года он снова вернул упоминание Канзаса.

Несмотря на эти многочисленные, хотя и большей частью незначительные изменения, Волков не пытался русифицировать или советизировать свой текст. Здесь и там он подправлял отдельные небольшие детали, чтобы сделать историю более понятной для русскоязычной аудитории. Например, у Волкова привычные американцам поля кукурузы превратились в поля пшеницы, белый хлеб заменен на черный, а колокольчик у ворот, который у Баума приводится в движение кнопкой, у Волкова надо потянуть за веревочку, как колокола в русской православной церкви. Чтобы придать смелости Льву, Гудвин предлагает ему выпить квасу, русского напитка, а на ужин у него подают «восхитительную гречневую кашу».

То, как тщательно подбирал Волков русские слова, показывает, с каким вниманием он относился к деталям. В своей книге Баум постоянно повторяет слово «товарищ» («comrade»), которое в 1900 году было еще относительно нейтральным в английском языке. Но к 1939 году оно стало уже идеологически заряженным и ассоциировалось с Советским Союзом. Волков в большинстве случаев предусмотрительно заменяет его на более нейтральные варианты: путешественники, друзья и спутники. Еще больший интерес вызывает выбор Волковым слов для обозначения тех, кто у Баума фигурирует как witches и wizard – колдуньи и мудрец-волшебник. Волков называет Гудвина по-русски волшебником, а не мудрецом, возможно, потому, что тот ловко меняет маски и мастер на всякие хитрости, но не обладает настоящими знаниями. Волков выбирает нейтральное слово «волшебница» вместо нагруженного лишними смыслами русского термина «колдунья», отсылающего к знаменитой Бабе-Яге, которую все русские дети знают по народным сказкам. Наконец, в тексте 1959 года Волков меняет слова заклинания для вызова летучих обезьян на фонемы, которые более естественно звучат для русского уха: «Бамбара, чуфара, лорики, ерики… пикапу, трикапу, скорики, морики», вместо баумовских: «Ип-пи, пир-пи, как-ки… хил-ло, пол-ло… зиз-зи, зуз-зи, зик». Так же он поступает с заклинанием Гингемы, которое звучит так: «Сусака, масака, лэма, рэма, гэма. Буридо, фуридо, сэма, пэма, фэма» (Волков 2008, 117, 20; Baum 2000, 246). Эти замены делают текст Волкова менее иностранным по звучанию, при этом отчасти сохраняя забавную экзотику – на