минимальным и скупым признанием советские редакторы, очевидно, намеревались показать, что произведение Волкова скорее оригинальное, чем вторичное, и явно больше, чем просто перевод или даже адаптация.

Если коротко подытожить: основной сюжет «Удивительного волшебника страны Оз» и версия «Волшебника Изумрудного города» 1939 года похожи настолько, что это позволяет говорить о вольном переводе. Однако при более пристальном изучении становится очевидно, что тексты все-таки во многом отличались, особенно после того, как в 1959 году Волков переписал свою книгу. Тогда, может быть, произведение Волкова является скорее адаптацией или реинтерпретацией оригинала, чем переводом? Адаптация обычно содержит критику или комментирование оригинала и часто допускает перекомпоновку фрагментов для создания нового целого. Жюли Сандерс объясняет, что «часто именно неуверенность становится толчком для адаптации или творческого присвоения» (Sanders 2006, 5, 20). Учитывая, что Волков создавал свой пересказ в годы политического давления, можно предположить, что он изменил оригинальный текст, опираясь на собственные эстетические, политические и моральные взгляды. В послесловии к изданию 1959 года он поместил несколько комментариев по этому поводу, возможно, чтобы удовлетворить цензоров, но внимательное исследование его текста подтверждает иное. Вряд ли можно считать его версию адаптацией, поскольку та, как правило, предполагает предварительное знакомство читателя с оригиналом, что дает возможность передать смысл через сравнение; таким образом, изначально подразумевается какой-то уровень интертекстуальности. А в данном случае большинство советских людей пребывали в полном неведении о существовании книги Баума и никогда ее не читали. Поскольку ни читатели, ни цензоры не могли оценить степень переработки текста, у Волкова должны были быть иные мотивы пересмотреть исходную версию, помимо желания критиковать оригинал. Вместо этого он использовал текст Баума почти как черновик, который редактировал и усовершенствовал, опираясь на собственные представления о том, какой должна быть высокохудожественная детская литература. Волков не только дал персонажам новые имена и добавил несколько новых глав, он также внес перемены с точки зрения логики, эмоций и мотиваций, таким образом создав самобытное произведение. Вместо перевода или адаптации результат, полученный Волковым, можно расценить как переработку, которая включала добавления и расширения для внесения ясности и логики. Таким образом, его книга не представляет собой откровенную идеологическую ревизию – скорее это пересказ, сделанный по педагогическим мотивам, чтобы дать детям более качественное воспитательное чтение.

Версия Волкова 1939 года и его переработка в 1959‐м

В переписке с Маршаком Александр Волков отмечал, что история Баума, по его мнению, содержит немало «ошибок», которые мешают читателю наслаждаться увлекательным сюжетом. В письме от 11 апреля 1937 года он перечисляет сделанные им изменения:

Во всех остальных главах сделаны более или менее значительные вставки. В некоторых случаях они достигают полстраницы и более, в других – это отдельные абзацы или фразы. Конечно, их все невозможно перечислить – их слишком много. <…> Я стремился провести через всю книгу идею дружбы, настоящей, самоотверженной, бескорыстной дружбы, идею любви к родине. Не знаю, насколько мне это удалось (Рахтанов 1966, 52).

Подчеркивание идеи дружбы и любви к родине соответствовало прозвучавшему в 1936 году на Всесоюзном совещании по детской литературе призыву к созданию детской литературы на идеологически одобренные темы. Но в книге «дом» был в Канзасе, а «родина», любовь к которой Волков, по его словам, стремился пробудить, – в США, и, конечно, тема дружбы являлась центральной и для Баума. И все-таки, столь значительная реструктуризация оригинального текста и переименования просто ради смены имени позволяют предположить, что уже в 1939 году Волков намеренно стремился создать самостоятельное произведение, в большой степени вдохновленное американским оригиналом, но все-таки независимое.

В отличие от того интереса, который вызвала в прессе переработанная сказка Алексея Толстого, «Волшебник Изумрудного города» в 1939 году удостоился лишь одного скупого отзыва, принадлежавшего тогда еще почти неизвестному писателю Юрию Нагибину (1920–1994). Появившаяся в журнале «Детская литература» рецензия предрекала, что юные читатели будут разочарованы книгой, поскольку в ней слишком многое остается необъясненным и невероятным. Нагибин сетовал на то, что Тотошка не может разговаривать, хотя все другие звери могут, и что все волшебные чудеса никак не объясняются. Не поняв игру слов, заключенную в английском оригинале, рецензент недоумевал: «Почему жевуны все время жуют?» (1940, 60). Нагибин не удержался и от пропагандистских замечаний: «Не надо забывать – книга написана американцем для детей, которые живут в среде, где царит жестокая борьба за существование». В целом критик остался недоволен переработкой сказки и завершил свою рецензию пожеланием: «Интересно было бы увидеть сказку Баума не в переработке, а в переводе» (1940, 60–61). Отчасти такое строгое суждение можно расценить как попытку молодого советского автора обратить внимание влиятельных людей на самого себя, а также умерить энтузиазм писателя-новичка, который еще не был принят в литературное сообщество.

Но Волков не пал духом. Как начинающий писатель, стремящийся овладеть новым делом, он внимательно отнесся к этим критическим замечаниям и учел их при внесении новых изменений и переработок. В дневниках он упоминает, что Михаил Мейерович, редактор «Детиздата», написал положительную рецензию для «Пионерской правды», в которой отмечал, что «автор недостаточно смело подошел к переработке сказки» и советовал еще больше изменить оригинал, но эта статья не была опубликована (Галкина 2006, 109). В 1941 году издательство выпустило тираж с более крупным шрифтом, использовав оригинальные иллюстрации Радлова, но слегка изменив обложку. На самой первой обложке главные герои стоят на дороге между голыми стволами двух сосен, по краям которой растут четыре пальмы без листьев, и смотрят на Изумрудный город вдалеке, но в версии 1941 года сосны стали более пышными, пальмы вообще исчезли, а вдоль дороги выросли какие-то неопределенного вида цветы. В период с 1939 по 1941 год книга Волкова была издана общим тиражом в 227 000 экземпляров, что побудило писателя продолжить развивать увлекший его сюжет (Волков 1978, 74). Опираясь на критические замечания, полученные в 1939 году, и свои собственные замыслы, Волков снова переписывал изначальный текст, исправляя некоторые слова и добавляя небольшие детали, которые вошли в обновленное издание 1941 года. В 1959 году, через двадцать лет после выхода первой версии, Волков публикует еще более переработанный вариант. В новом издании почти четверть текста была переписана, а также появились новые иллюстрации, выполненные талантливым художником-графиком Леонидом Владимирским. Хотя Волков продолжал редактировать свой текст перед каждым переизданием, меняя слово то там, то здесь и добавляя мелкие детали, после 1959 года значительных изменений он не вносил. В итоге сказка стала русской классикой, которая переиздавалась сотни раз и была переведена на множество языков.

Учитывая дату первой публикации – 1939