эпохи Хань. Впечатляющий объем текстов, упорядочивающих и воссоздающих ритуальные обычаи, отражает их огромное значение для китайского общества до рождения Конфуция, в годы его жизни и после его кончины.

Илл. 5.1. Варианты китайского иероглифа «ли» — «ритуал»

Когда Конфуций рассуждает о ритуалах древних, он имеет в виду церемониальные обычаи, утвердившиеся в придворной жизни в период раннего Чжоу. Он высказывается относительно формы и цвета мантий и шапок, увлеченно описывает мельчайшие детали исполнения обрядов и церемоний, осуждает тех, кто участвует в ритуалах, не обладая соответствующим статусом. Со временем ритуалы стали восприниматься как инструмент поддержания социально-политической иерархии: в них видели поведенческие нормы, которые подлежат неукоснительному соблюдению. Как заметил один из министров царства Цзинь в VI в. до н. э., «если вести государственные дела в соответствии с ритуалом, народ будет спокоен» («Цзо чжуань», 12)[76]. Ко временам Конфуция значение слова ли также обрело более четкое этическое измерение, указывая не только на формальные правила, инструкции и запреты, но и на установления, регулирующие личные взаимоотношения. Соблюдение «благопристойности» — именно так зачастую переводят слово ли — требует ментальной нацеленности, внутреннего чувства уместности. Согласно Конфуцию, человеколюбие состоит в том, чтобы «сдерживать себя, с тем чтобы во всем соответствовать требованиям ритуала» («Лунь юй», 12.1). Высоконравственным человеком является тот, кто способен держать в узде собственное «я», контролировать свои симпатии и антипатии, вести себя «ритуально», то есть согласно своду норм, определяющих его место в обществе, в качестве отца, сына, брата, мужа, учителя, ученика, правителя, министра. Выход за пределы своего «я» в мир согласованных норм также означает готовность уступать другим («Лунь юй», 4.13).

Таким образом, у должного соблюдения ритуалов есть как психологическое, так и социально-политическое измерение. Конфуций советует никогда не забывать о ритуальной стороне жизни: «На то, что не соответствует ритуалу, нельзя смотреть; то, что не соответствует ритуалу, нельзя слушать; то, что не соответствует ритуалу, нельзя говорить; то, что не соответствует ритуалу, нельзя делать» («Лунь юй», 12.1). В «Лунь юй» есть ряд фрагментов, которые помогают понять, как конфуцианское понимание ритуальной благопристойности воплощалось в повседневной жизни. Мыслитель знал, как правильно одеваться, как правильно кланяться, как правильно ходить. Он сидел только на правильно постланной циновке («Лунь юй», 10.12) и достойно вел себя за столом — никогда не объедался, а если пил, то не допьяна («Лунь юй», 10.8). Учитель не вел бесед ни за едой, ни лежа в кровати («Лунь юй», 10.10). Даже оставаясь в одиночестве, он вел себя достойно: например, отходя ко сну, никогда «не лежал, как мертвый» («Лунь юй», 10.16). Конфуций не проводил строгого разграничения между ритуалами религиозной жизни (служением сакральному) и ритуалами повседневной жизни (служением профанному). Бесспорно, перед лицом духов и предков требуется вести себя подобающе, но не менее важно уметь правильно держаться за столом и быть вежливым с окружающими.

Но зачем вообще обременять себя ради традиций, как справляться с монотонностью бесконечного повторения одного и того же и по каким критериям оценивать действенность ритуального поведения? Конфуцианцы убеждены, что в некоторых аспектах жизнь, безусловно, выигрывает от внедрения в нее хореографического элемента ритуала. Конечно, порой возникает соблазн истолковать это как бессмысленный формализм, но такая трактовка упускает суть дела. «Как я должен относиться к людям, которые, находясь наверху, не проявляют великодушия [по отношению к низам], совершают церемонии без почтения, на похоронах не скорбят?» — восклицает Конфуций («Лунь юй», 3.26). Человеческая психология, и не в последнюю очередь ее эмоциональная сторона, работает гораздо лучше, если ей помогает что-то вроде проводника или карты. Такие подспорья особенно нужны в торжественные или тяжелые моменты жизни: при рождении ребенка, наступлении совершеннолетия, кончине родственника или друга, расставании. Ритуал предлагает определенность в минуты неопределенности. В час хаоса, шока, стресса он позволяет опереться на форму и формальность: хорошо иметь под рукой инструкцию, диктующую, как ходить, говорить, одеваться, что употреблять в пищу, а от чего воздерживаться, какие молитвы читать и какие песни петь, как, когда и кому соболезновать. Подобная регламентация предоставляет утешение и помогает выстоять — как физически, так и психологически.

Ритуал действует как своеобразный отвес, помогающий людям «держаться середины» («Ли цзи», глава «Чжунни янь цзюй»). Он налагает ограничения на эмоциональные реакции, которые, оставшись необузданными, могут растревожить людей, живущих в том же пространстве и сообществе. Если врожденные чувства — поле, то ритуалы — плуг, который его вспахивает («Ли цзи», глава «Ли юнь»). Ритуалы подобны запрудам и плотинам, направляющим воды в нужную сторону и не допускающим разливов («Ли цзи», главы «Цзинь цзе» и «Фан цзи»). Они блокируют эгоистичные устремления, одновременно напоминая людям об их социальных ролях. Ритуал есть гарантия сдержанности в реакции человека на внешние события. Ведь, чтобы выразить несогласие или протест, достаточно надеть черную повязку на руку, и тогда дело не дойдет до массовых беспорядков, которые всегда чреваты большими неприятностями. Минута молчания или приспущенный флаг — ритуалы, которые позволяют совладать с обуревающими нас эмоциями и избавляют от необходимости на целый день погрузиться в скорбь, забросив любую экономическую и прочую активность. Ритуалы помогают сортировать явления и мыслить упорядоченно, последовательно и ясно.

Для конфуцианцев ритуал объединяет в себе мысль и действие — это не просто набор установок, позволяющих достичь той или иной цели, но неотъемлемая часть человеческого поведения. Как выразился Сюнь-цзы, «когда внутреннее [содержание] и внешнее [проявление] церемоний и чувств соответствуют [одно другому], следуют рядом и [взаимно] согласуются — это составляет средний путь [в соблюдении ритуала]» («Сюнь-цзы», 19.2). Именно поэтому последователи Конфуция считали, что ритуализованное поведение приносит нравственную выгоду: оно позволяет людям налаживать взаимопонимание и таким образом совершенствует каждого. Хотя порой ритуал выступает великим церемониальным поводом, чтобы произвести впечатление на предков или продемонстрировать парадную выправку войск правителю, на самом деле его средоточием выступают хорошие манеры и подобающая изысканность, практикуемые в повседневной жизни. «Ритуал дает людям почву под ногами. Утратив ее, они спотыкаются, падают, тонут. Если не обращать внимания на мелочи, возникает большой беспорядок. Таков ритуал» («Сюнь-цзы», 27.40)[77].

По мнению Мэн-цзы, зачатки благопристойности носит внутри себя каждый человек, причем эти ростки можно взлелеять, воспитывая характер. Но при этом Мэн-цзы замечает, что не стоит соблюдать ритуалы любой ценой, поскольку это лишит их смысла. Пусть правила благопристойности предписывают мужчинам и женщинам не касаться друг друга, но это отнюдь не значит, что нельзя подать руку своей тонущей невестке («Мэн-цзы», 7.17). Мэн-цзы, похоже, признает, что в иные моменты важно учитывать всю совокупность сложившихся обстоятельств, а это может повлечь за собой временный отказ от