сидя на коне, но нельзя управлять им с коня («Хань шу», 43). Для того чтобы успешно выполнить свою задачу или сыграть свою роль, подтверждая высокий статус, необходимо вооружиться манерами и следовать конвенциям, которые соответствуют этой задаче и этой роли.

Но как приучить людей вести себя согласно конвенциям, гарантируя то, что правила учтивости и уважительности получат публичное (или хотя бы негласное) одобрение в сообществе? Цивилизованный социум держится на том, что его члены ведут себя «подобающе», но кому предстоит решать, какое поведение считать таковым? Могут ли соответствовать одной и той же норме разные варианты поведения? Кто будет надзирать за соблюдением норм? И главное: можно ли добиться правильного поведения, не прибегая к правовой санкции?

Ритуал

Антропологи, социологи и религиоведы написали немало книг, пытаясь определить и охарактеризовать феномен ритуала. Некоторые рассматривают ритуал как норму поведения, контрастирующую с повседневным социальным взаимодействием, — таковы, скажем, церковная служба, открытие парламентской сессии, постановочные коронации и инаугурации, процедуры публичного исцеления или боевые танцы маори, исполняемые перед началом матча по регби. Другие, напротив, настаивают на том, что любой ритуал, подобно игре, есть естественная часть человеческого самовыражения и людской коммуникации — именно это заставляет наряжаться на свидание, желая понравиться потенциальному партнеру, или плакать на виду у всех, потеряв близкого человека. Адам Селигман, Майкл Пьюэтт, а также их последователи предлагают видеть в ритуале сотворение условной реальности: ритуалы, по их мысли, помогают нам жить в мире «как будто бы. В этой «понарошечной» реальности царят мораль, порядок и согласие, даже если на деле все не так благостно. Ритуальное поведение позволяет нам на время забыть о личных чувствах и индивидуальных переживаниях и погрузиться в социальное пространство, разделяемое с другими. Там мы исполняем предписанные нам роли и воображаем, каким мир должен быть в идеальном его варианте. Следуя ритуалам, мы формируем иллюзию, функционирующую по заранее продуманным правилам, — ибо не существует никаких рациональных причин, заставляющих класть руку на сердце или на Библию, принося присягу. Ритуальный мир, живущий всецело по собственным установлениям, одновременно влияет на мир реальный: скажем, рукопожатие на камеру, демонстрируемое бывшими врагами перед подписанием мирного договора, помогает избавиться от оставшихся недобрых чувств. Именно наша готовность «вести себя подобающе» в этом общем коммуникационном пространстве делает возможным ожидаемое социальное взаимодействие.

Ритуал есть то, что он делает. Ритуалы формируют собственные смыслы в процессе их отправления. В них есть постановочные и повторяющиеся элементы, они разворачиваются по определенным сценариям, и в широком смысле их цель в том, чтобы упорядочить реальность. Язык ритуала, как правило, более формален, чем естественная речь. В качестве рукотворных установлений ритуалы способны помочь нам артикулировать отношения с другими людьми, а также с (нечеловеческим) миром: природой, богами, духами, предками. Внутри социума ритуалы задают модель, которая позволяет людям жить сообща, не обижая друг друга и не вредя друг другу; они упорядочивают и регулируют человеческое поведение подобно тому, как грамматика организует язык.

Ритуалы также помогают нам выразить свое внутреннее состояние. Сжатый кулак может символизировать сопротивление, отказ или протест; поднятые руки могут значить поражение или вину; белые одежды (в частности, в китайском обществе) символизируют траур. Отмечая важное событие или прославляя героев, флаг поднимают, а оплакивая видного государственного деятеля, его, наоборот, приспускают. Вскидывая вверх большой палец, мы выражаем поддержку; поворачиваясь спиной во время исполнения государственного гимна или отказываясь встать, пока другие аплодируют стоя, напротив, демонстрируем неодобрение. Мы подвергаемся ритуализации, надевая определенную одежду, например униформу, отражающую звание и старшинство, а также выпускные мантии, указывающие на статус полученной ученой степени, или же маркируя себя знаками типа определенных стрижек и татуировок. Ритуалы работают в двух направлениях: они не только подают сигналы окружающим нас людям, но и помогают самосовершенствоваться нам самим, например через пение гимнов, декламацию текстов, медитацию.

Для того чтобы ритуальные действия возымели нужный эффект, в их исполнении необходимо руководствоваться каким-то глубинным намерением, иначе все сведется к сухому и бессмысленному повторению формальностей. Сказанное, однако, не означает, что за ритуализованным поведением всегда обнаруживается рациональный смысл. Скажем, присутствуя на званом мероприятии в учреждении или на выпускной церемонии в университете, вовсе не обязательно понимать слова предшествующих им латинских благословений; но при этом совместное прослушивание даже явной тарабарщины все равно сплачивает. Тем самым формируется воображаемое товарищество, которое готовит участников к следующему шагу, будь то выбор закусок в меню или получение диплома.

Но иногда ритуалы не срабатывают. Китайские тексты часто напоминают о бедственных последствиях, обусловленных тем, что тот или иной ритуал не достиг своей цели. Подобное происходит, когда их исполняют неправильно или несвоевременно; когда в основу кладется неправильный или открытый для конкурирующих интерпретаций ритуальный текст; когда у общины не хватает ресурсов или знающих людей для проведения подобающего ритуала или, наоборот, когда находится слишком много самозваных специалистов, претендующих на то, что только они знают секрет правильного исполнения обряда. Иногда ритуалы не выполняют своего главного предназначения — например, засуха продолжается, несмотря на то что вы исполнили танец дождя, — но при этом тем не менее сохраняют вторичный эффект, сплачивая общину, где каждый внес свой вклад в церемониальное действо. Наконец, стоит иметь в виду, что всегда останутся и такие члены социума, кто просто механически выполняет предписанные ритуальные действия, не преисполняясь высоким чувством и не впитывая ценностей, ради взращивания которых, собственно, и вырабатывалась общественная конвенция.

«Ритуал» — перевод китайского слова ли, причем лишь один из множества. В других вариантах отражаются разнообразные грани присущего ему смысла — среди них «благопристойность», «вежливость», «правила», «традиции», «этикет», «обряды», «благоговение», «подобающее поведение». Изначально слово ли трактовалось более узко, отсылая к церемониальным действиям при дворе Чжоу — жертвоприношениям, траурным обрядам, принятию и вручению подарков, дипломатическим протоколам, приему гостей, свадебным церемониям, аудиенциям у начальства. Этимологически иероглиф ли восходит к изображению ритуального сосуда, в котором делается подношение духам (см. илл. 5.1). Реконструировать ритуальный мир эпохи Чжоу непросто: бронзовые сосуды и колокольчики с надписями — его единственные свидетели. Систематические описания ритуалов древних были составлены позже. Самый важный корпус текстов, посвященных ритуалам, так называемый «Триптих о благопристойности» («Сань ли, сложился в эпоху Хань. Трактат «Образцовые церемонии и правила благопристойности» («И ли»), в котором собран материал предположительно V–IV вв. до н. э., включает главы о ритуалах надевания шапки при совершеннолетии юношей, свадебных торжеств, пиршеств, состязаний по стрельбе из лука, ношения траурных одежд. «Книга ритуалов» («Ли цзи») была отредактирована около 100 г. до н. э., а возможно, и позже. Трактат «Чжоуские ритуалы» («Чжоу ли) представляет идеализированную картину древнего царства Чжоу и его государственных институтов с точки зрения