«Чегет не любит «чайников», это верно, – думала я, сидя в одиночестве за своим столиком и сбоку разглядывая витые рога, приделанные к каминной трубе. – Но разве могу я в самом деле рассчитывать, что он всю жизнь проведет со мной? Он все равно скоро меня покинет, и тогда я останусь одна…»

– А вы почему не катаетесь? – вдруг услышала я чей-то негромкий голос, вторгшийся в мои печальные размышления.

– Устала, – честно ответила я, поднимая глаза. Передо мной стоял Михаил в полном спортивном облачении – довольно истертом горнолыжном комбинезоне, шапочке и перчатках. Только лыж при нем не было – они хранились в подвале, в сушилке.

– Не возражаете, если я присяду?

Он принес себе кофе с коньяком, а потом, решив, что рюмочка-другая с утра не повредит и мне, раз я не катаюсь, принес еще кофе, коньяка и орешков, и я подумала, что он собирается начать мне изливать душу. Но начал Михаил по-другому:

– Вы на Чегете катаетесь?

– Ну да. – Я удивилась этому вопросу. Большинство мужчин слабо интересовала моя персона. Как правило, они заводили со мной разговор, чтобы рассказать о себе.

– А я на Эльбрусе. Там легче и приятнее.

– Вот это да!

Теперь я удивилась по-настоящему. По моим наблюдениям, все, кто хоть когда-нибудь проползал Чегет сверху вниз на лыжах ли, на пятой ли точке, потом с гордостью рассказывали окружающим, какие они крутые горнолыжники. А тут что я слышу: Чегет не по силам!

– Я тоже не люблю и боюсь этой горы, – ответила я. – Она для меня слишком крута и сурова. Но мне не хочется портить удовольствие Сереже, а ему там нравится.

– Этому молодому человеку?

– Да.

Михаил помолчал, потом залпом, будто для храбрости, выпил свой коньяк.

– А вы не хотите завтра покататься со мной на Эльбрусе? Там гораздо мягче спуски, и от станции «Мир» вниз идут такие ровные и гладкие снежные поля, что кататься на них одно удовольствие. Вам там понравится, вот увидите!

Я помолчала, потом спросила:

– А как же Сережа?

– Поверьте мне, – голос Михаила звучал печально, – ему гораздо больше понравится кататься с девушками своего возраста.

Я покраснела.

– Я был женат, – также грустно продолжал Михаил, глядя не на меня, а в свою рюмку, – на прелестной девушке, моложе меня на восемнадцать лет. Причем она говорила, что очень меня любит. И мы действительно прожили чудесных пять лет. А потом приехали сюда, и ее увел от меня красавец в модном комбинезоне, ас катания.

– Его звали Вадим? – отчего-то спросила я.

– Не имеет значения, да я и не спрашивал, как его звали, – ответил Михаил. – Эта гора, Чегет, не любит таких людей, как я. Эта гора для нахальных молодых смельчаков, а вы, уж извините, я вижу, тоже не из такой породы.

Я хотела ответить ему что-нибудь резкое, но потом, внезапно посмотрев ему в глаза, поняла, что он, наверное, прав. И в глазах у него стояла такая застывшая боль, что я, сама не зная почему, спросила:

– А дети у вас есть?

– Дочка, – ответил он. – Но бывшая жена и ее новый муж не очень часто позволяют мне с ней видеться.

– Я поеду с вами на Эльбрус, – решительно сказала я. – Такие, как мы, должны помогать друг другу.

Он посмотрел на меня не сказать чтобы с удивлением, а с какой-то мудростью во взгляде, напоминающей мудрость старых животных. Хотя он был еще далеко не стар, я, в сравнении с ним, ощутила себя вдруг сильной и молодой.

Сауна и несколько часов в постели пошли мне на пользу, и, когда на следующий день я объявила Сереже, что еду с Михаилом на Эльбрус, он не расстроился.

– Ну а я тогда покатаюсь с Наташей и Леной. Ты не возражаешь?

– Лена – это та, что в комбинезоне цвета металлик?

– Откуда ты знаешь?

– У меня особый дар угадывать имена. – Я усмехнулась собственной памяти.

Ведь тогда, через два месяца после возвращения с Чегета, я все-таки позвонила Вадиму. Сам он хранил полное молчание. Позвонить ему меня вынудили обстоятельства: выяснилось, что тошнота моя была связана вовсе не с разреженным воздухом, а с другой, физиологической, причиной.

– Знаешь, – сказал он мне, – это очень некстати. Я собираюсь жениться на одной из тех девушек, с которыми мы познакомились тогда, на Чегете. Я думаю, лучше прямо сказать тебе об этом.

Он произнес это, а я еще слышала совсем другие слова. Уверенным и мягким шепотком он уговаривал меня, чтобы я ничего не боялась! Он говорил, что мы сразу поженимся, если что-нибудь будет!

– Ты собираешься жениться на девушке, что была в голубом комбинезоне? – зачем-то спросила я. Вообще-то мне было на нее абсолютно плевать.

– Ты что, подглядываешь за нами? – зло спросил Вадим. – Ты не ошиблась, она была в голубом. Но если ты попробуешь…

– Не бойся, – сказала я и повесила трубку. Больше я не видела Вадима. И он меня не видел. И жизнь, которую я прожила без него, принадлежала только мне, и я в ней была по-своему счастлива. Если бы не нынешняя поездка, я даже не вспомнила бы, что с этим человеком было связано столько трудностей, слез и переживаний. Но, в конце концов, то, что я сейчас приехала сюда с Сережей, свидетельствовало только о том, что я с честью вышла из них.

Михаил уезжал раньше нас на три дня. Оставшееся до его отъезда время я проводила с ним на Эльбрусе. Кататься там оказалось для меня действительно и легче, и приятнее. Казалось, лыжи поворачивали на снежной равнине без всяких усилий с моей стороны, а бугристый выкат к подъемнику не шел ни в какое сравнение с чегетской «трубой». Я даже начала уважать сама себя, тем более что Михаил ни-сколько не кичился своим умением кататься, а просто не развивал большой скорости, стараясь держаться рядом. Мы свободно выписывали синусоиды на снегу, то расходясь, то снова сближаясь, и я наконец поняла всю прелесть катания на больших настоящих горах, а не на подмосковных заячьих горках. Ему не приходило в голову сказать мне: «Посиди в кафе, пока я не накатаюсь». Хотя катался он намного лучше меня. Когда я уставала, мы вместе спускались к подножию, заходили в какое-нибудь кафе. Впрочем, в конце концов мы облюбовали одно тихое и уютное место, пили там глинтвейн и ели плов – необыкновенно вкусный, приготовленный тут же в огромном котле, с барбарисом и чесноком целыми головками. Мы разговаривали: о том о сем, даже о политике, но никогда о прошлом. Я не упоминала о своем знакомстве с Вадимом, он не рассказывал о своей жене. Но наступил последний день перед его отъездом. Как печальны расставания! Как много переживаний с ними связано! За несколько дней я почувствовала, что этот человек стал мне во многом близок, и расстаться с ним с улыбкой, как в тысячах подобных случаев, как в песнях Визбора, мне было бы трудно. Я решила вообще не ехать с ним в последний день на Эльбрус. Да и Сережа стал на меня коситься. Его подружки не отставали от него, но утром он вдруг объявил, что хотел бы сегодня кататься вместе со мной.