робкой надеждой взглядывал на темные тучи, которые этим холодным утром собрались над его головой. Черное небо нависало так низко, давило так сильно, что дождь принес бы облегчение.

Адресу на листочке, который он сжимал в руке, соответствовало строение четырнадцатого века, строгое и элегантное, расположенное на улице Торнабуони, одной из центральных.

Он стоял на противоположном тротуаре и не только вглядывался в небо, но и по меньшей мере полчаса наблюдал за домом, изучая тех, кто входил и выходил под надзором бдительного привратника. Заодно задавался вопросом, зачем отец Эвы отправил его сюда. Ведь это оказался роскошный многоквартирный дом, где также обосновались пара адвокатских контор и агентство по недвижимости.

Ничто не указывало на то, что здание используется для других целей.

И потом, Джербер всегда воображал, что определенного рода общины собираются в уединенных местах, вдали от нескромных взоров. Что их члены всячески стремятся сохранять анонимность. Зачем тогда выбирать такую известную, многолюдную улицу, по которой толпами ходят туристы? Что-то не вязалось, не складывалось. И он, стоя на улице под пасмурным небом, уже начинал чувствовать себя смешным.

На нос ему опустилась капля, потом другая. Они падали все чаще и чаще.

Дождь, который он призывал всеми силами души, наконец припустил.

Едва привратник из дома напротив поспешно убрал красную дорожку, ведущую к входу, заменив ее немалых размеров ковриком, Джербер решил, что ждать больше нечего, и направился к дверям. Воспользовавшись тем, что швейцар отвлекся, психолог, как и рассчитывал, беспрепятственно прошел через привратницкую, проник в холл, откуда начинались лестничные пролеты, и сразу стал подниматься на четвертый этаж.

На широкую лестничную площадку выходили три двустворчатых двери, на немалом расстоянии друг от друга. Снова заглянув в записку антиквара, Джербер стал искать латунную табличку с надписью «Audire Discere Videre».

И нашел.

Стоя под дверью, он должен был решить, что делать дальше. Он пока не выработал никакой стратегии, даже не задумывался над этим. Можно было развернуться, уйти и где-то еще поискать сведения об этой квартире, начав, например, с того или той, кто ею владеет. Или попросту постучаться и посмотреть, что будет.

Он выбрал второй вариант и нашел звонок. Но, нажав на кнопку, не услышал ни звука. Попробовал еще раз, приложив ухо к двери, пытаясь расслышать, не раздается ли где-нибудь в доме хотя бы слабая трель. Ничего.

Отключено электричество, догадался он. И только сейчас заметил, что дверь отличается от тех, что ведут в другие апартаменты. Древесина не так блестит, много царапин. Он схватился за одну из круглых ручек на створках двери и потряс ее, проверяя прочность замка. По звуку заподозрил, что там всего одна пластина с небольшим металлическим стержнем, который запирается снаружи простым зубчатым ключом.

Такие детали наводили на мысль, что в квартире никто не живет.

Имелся только один способ проверить это. Лишь бы антиквар не обманул его. Любопытство возобладало над здравым смыслом: воспользовавшись тем, что шелест дождя грохотом отдавался в пролете лестницы, психолог ударил по косяку плечом.

С третьей попытки дверь распахнулась.

Перед ним открылся длинный-предлинный коридор, куда выходило множество комнат. В мглистом воздухе витала легкая пыль, почти что туман. Джербер вошел в квартиру, тотчас закрыв за собой дверь. Помедлил несколько секунд, прислушался, не раздастся ли какой-нибудь звук, обнаруживающий присутствие жильца. Но, кроме шума дождя, слышался только скрип старого паркета под его ногами. Этот размеренный скрежет сопровождал психолога все время, пока он углублялся в нескончаемую квартиру.

Когда глаза привыкли к темноте, он заметил вызывающую беспокойство деталь. Стены были обклеены обоями с маргаритками. Мебель отсутствовала совершенно. Джербер проходил через анфилады пустых комнат; ставни на окнах не открывались, наверное, десятилетиями.

«Что я здесь делаю?» – спросил он себя.

Гульельмо Онельи Кателани указал ему это место, не будучи уверен, что его все еще используют. К тому же антиквар был здесь один-единственный раз, много лет назад. Или, может быть, он приукрасил собственную историю, окутав ее тайной, не имеющей никакой связи с реальностью.

Дойдя почти до конца квартиры, Джербер готов был уже отступиться и вернуться назад. Но звук, уже ставший привычным, остановил его.

На этот раз свист, который он уже слышал неоднократно, раздался не только у него в голове: он, казалось, доносился из тьмы, скопившейся за углом.

Джербер решил последовать за призывом воскового человечка. Свернул за угол и попал во второй коридор. В глубине виднелась открытая дверь. В центре комнаты без окон стоял круглый столик на одной ножке. На столике – семь свечей.

Зажженных.

41

Джербер находился на полпути между входной дверью и комнатой с круглым столом. Наверное, самым разумным было бы повернуться и уйти.

Он набрался храбрости, хотя не сразу, и двинулся вперед.

Семь зажженных свечей. Это не случайно. Семь восковых человечков, как тем летним днем в Арджентарио двадцать пять лет назад. Оставалось дождаться, когда кто-нибудь скажет «Аримо».

С одной стороны, увиденное по-настоящему напугало его. С другой стороны, раздразнило. Какую бы цель ни преследовал этот спектакль, Пьетро Джербер призвал на помощь весь свой скептицизм, чтобы не поддаться. Очередное представление, твердил он себе. Кто-то хочет заставить меня во что-то поверить. Пришла пора поднять занавес и посмотреть, что кроется за ним.

Поэтому было необходимо убедиться лично.

Едва переступив порог, он обвел комнату взглядом. Разумеется, там не было никого. Только семь свечей источали сладковатый аромат, тяжелый и удушливый.

Джербер пошел вокруг старинного стола, представляя себе участников спиритического сеанса. Стульев не было, поэтому он решил, что спириты проводили обряд стоя. Интересно почему. Он всегда воображал, что во время таких сеансов люди сидят и держатся за руки. Именно это он читал в романах и видел в кино. Он вдруг почувствовал себя глупым и совершенно неуместным в такой обстановке. Кто знает, чего ждут от него творцы этой мизансцены. Хотят вселить в него страх? Запугать окончательно? Нужно понимать это как угрозу – или как-то иначе? Дабы показать, что он не боится, Джербер склонился к свечам с тошнотворным запахом и задул один за другим все семь огоньков.

Едва психолог начал выпрямляться, как у него закружилась голова. Выступил холодный пот. Он оперся о стол, надеясь, что накатившая тошнота скоро пройдет. Все закружилось перед глазами. Локти соскользнули со столешницы, и Джербер стал падать. Не успев вытянуть вперед руки, приложился к полу левой стороной лица. Боль отдалась от виска к скуле, дошла до самого подбородка.

В глазах потемнело. Но все-таки удалось разглядеть, как кто-то входит