Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, – сказал капитан, – В море человек зависит от погоды.
Зависеть от себя, может только тот, кто твердо стоит на земле…
Как-то, во время очередного шторма, они с капитаном заговорили о непогоде:
– Шторм, – к тому времени бушевавший уже больше суток и порядком измучивший всех, – Шторм – это просто закон природы, – заметил капитан.
– А законы природы, по-твоему, допускают исключения?
– Конечно, как и всякие привычки.
– Привычки? – переспросил Риоль.
– Законы природы – это просто ее привычки…– Такие привычки как тайфуны и штормы запросто убивают людей.
Неужели ты не боишься смерти?
– Смерти? – капитан посмотрел на Риоля и отвернулся, – Боюсь.
Но не больше, чем смерти…– А в вечную жизнь ты веришь?
– Нет, – ответил капитан, вновь оборачиваясь к Риолю:
– Вечная жизнь – это надежда без цели……Последнюю ходку за косяком они сделали к самому краю моря, туда, где умирал океанский лед, вначале делясь на льдины, уносимые к югу, начиная очередной виток круговорота воды в природе.
Риоль впервые видел полярный лед так близко, и его поразила не слепящая глаза белизна, а его полное безмолвие.
И безжизненная пустота, на всю ширину, от горизонта до горизонта.
То, что до нее, казалось, можно было дотронуться рукой, так она была близка, делало эту пустоту отличной от космической пустоты – она манила сама собой, а не тем, что можно встретить, преодолев ее.
– Здесь, на краю можно стать философом, – проговорил Риоль. Капитан, сдвинув фуражку с крабом на затылок, провел ладонью по лбу и ответил:
– Философом нужно быть среди людей.
А на краю можно стать только маргиналом…Договорить им не удалось. На мостике появился кок:
– Кончились хлеб и мясо.
– Ничего, – вздохнул капитан, – До дома доберемся на одной рыбе.
– Может, сразу отправимся домой? – спросил Риоль, – Не станем метать сеть и терзать команду голодом.
– Голод плохой советчик, – ответил капитан. Потом помолчал и добавил:
– Зато – хороший учитель…* * *
…Истинную меру усталости человек понимает только в самом конце пути.
Тот, кто начнет – обязательно узнает очарование финала.
Тот, кто не начнет никогда – всего лишь избавил себя от разочарований…
Легкий толчок в корпус, во много раз слабее, чем во время удара средней волны в океане, но прочувствованный каждым членом команды, последний голос рынды, и на причал полетели канаты. С уже береговым, наземным скрипом с палубы сейнера пополз трап, и судно воссоединилось с материком, создав с ним единое целое.
Каждый, кто уходил, знает, что делал он это ради того, чтобы вернуться…
Риоль и капитан спустились на берег последними, при этом Риоль шел впереди, безмолвно соблюдая морской принцип – капитан последним покидает свой корабль.
Отойдя на несколько шагов от своего сейнера, они оба оглянулись – уходя не оглядываются только те, кто считает себя виноватым.
Риоль махнул кораблику, и налетевший порыв ветра, расправив кормовой флаг, дал возможность кораблю ответить Риолю тем же.
– Тебе есть, где остановиться? – спросил капитан Риоля, когда они оба вошли в контору порта.
Риоль не успел ответить.
В дверях своего кабинета появился начальник порта, пожал обеим руки, обернувшись, посмотрел на Риоля, вздохнул и протянул ему пакет:
– Жаль, что наше общение оказалось не долгим, – кажется, начальнику порта этого действительно было жаль, – На ваше имя получено предписание.
Риоль сам не понял – почему, но почему-то этому не удивился:
– Куда?
– Куда-то в Среднюю Азию.
– Когда?
– Сейчас. Билеты на экспресс в пакете.
При этих словах начальника порта, вздохнул не начальник и не Риоль. Вздохнул капитан:
– Могло быть и хуже.
А так – хоть успеем посидеть в привокзальном ресторане.
– Но поезд отправляется через час, а еще нужно добраться до вокзала, – сказал начальник порта.
Капитан посмотрел на начальника и сказал тоже:
– Ты ведь можешь потерять этот пакет сегодня. А завтра найти.
Начальник порта сдвинул фуражку на затылок и стал удивительно похож на капитана, того, лежащего на песке в тот момент, когда Риоль увидел капитана впервые.
А, значит, и на капитана, способного потом не дрогнуть перед штормом:
– Я все могу…Большие, забранные в толстые рамы, квадратные внизу и полукруглые под потолком, окна вокзального ресторана «Мурманск» мылись не регулярно и давали так мало света, что электрические люстры жгли свои лампы с открытия ресторана до его закрытия.
Впрочем, люстры тоже были не мытые, и их искусственный хрусталь не искрился, а лишь испускал матовый свет.
В зале всегда было много народу, среди которого люди в морских кителях составляли едва не половину. Как эти люди составляли едва не половину населения Мурманска и его окрестностей, занимавших площадь приблизительно с половину Германии, треть Франции или полную Испанию.
Так, что на те пол квадратных метра, что занимали в ресторане «Мурманск» Риоль и капитан никто не обращал внимания, тем более, что пропорции в их паре были соблюдены полностью – капитан был в морском кителе, а Риоль в обыкновенном пиджаке.
И заказ они сделали без претензий, самый обычный: салат из морских гребешков, крабьи ноги, ассорти с мясом кита, суп из зубатки, отварная оленина и литровая бутылка спирта «Северное сияние».
В Мурманске так делали все, кто не хотел поставить себя выше остальных и не заказывал заливного судака и говяжьи котлеты.Капитан и Риоль понимали, что больше никогда не увидятся.
– Ты хочешь меня о чем-то спросить? – прощание уже началось, и капитан говорил, не глядя на Риоля, не выдавая своих чувств.
– Я хочу тебя спросить об одном.
– О чем?
– Ты не выходил в плаванье, как будто дожидался меня.
– Дожидался.
– Зачем? Ведь в плаванье я был тебе почти не нужен.
– Это нужно было тебе…– О тебе говорят, что ты отказался рисковать жизнью за Родину, – Риоль видел мужество капитана и не понимал, откуда взялись эти слухи.
Но эти слухи были.
– Понимаешь, Риоль, нормальный человек понимает Родину как свою мать, сестру, детей, свой дом и дома своих друзей – и именно это идет разрушать враг.
Любой порядочный человек без страха пойдет воевать с этим врагом.
Но социализм понимает под родиной социальную систему и берет на себя право требовать воевать не за Родину, а за систему.